Die Einsamkeit
От автора: да,
это опять (и не опять, а снова!) а)
бессюжетный, в
общем-то, ангст. Сплошной и
непролазный. б)
не надо мне говорить, что я езжу
по одной и той
же теме в сотый раз... я и так знаю
=_=""" в) и вообще, весь нижеследующий бред -
просто результат
сдохшего интернета, депрессняка и
поставленых на
бесконечный повтор Lacrimos'овских
"Angst" (особенно, если кто видел обложку этого
альбома...
поймет, почему) и "Einsamkeit"
(логично, не правда ли?) . Плюс, конечно, Ambeon's
"Cold
Metal". В общем, если нытье и размазывание
соплей вас не
сильно раздражают - можете читать, в
противном случае
лучше сразу закройте окошко
Вашего
броузера...
И, разумеется,
персонажи принадлежат Мидвей, хотя
сами мидвейщики
сильно бы удивились, увидев что
сотворили с их
детищами... 0_0
С уважением,
автор.
I
feel so left alone, so forgotten
Nobody knows where I am, no one
misses me
Cold water runs from my eyes
And the cold is freezing my last
tears
Like I'm only half in my body, I
can't feel
I think I'm already half gone, I
can't think
It's getting colder and colder and
colder
I can't breathe...
Ayreon-Ambeon, "Cold Metal"
Наступающая ночь швырялась снегом. Он летел с
кофейно-коричневого беззвездного неба, точно
конфетти,
метался по заледеневшему воздуху,
смешивался с
ветром, будто стремясь сделаться с
ним единым
целым... но все-таки приземлялся
аккуратными
сугробами.
Город принимал
снежинки как должное. Город
сохранял их, или
выбрасывал под колеса машин или
ноги людей.
Сокровищница неба не скудела. И люди
совершенно не
замечали снегопада, потому что были
слишком заняты
предрождественскими
приготовлениями:
наконец-то завершить покупки,
запаковать в
шуршащую бумагу подарки, и украсить
срубленные елки
фольгой - химическим эрзацем
снегопада...
Предпраздничная
радостно-взъерошенная суета не
оставляла
времени посмотреть на сугробы. Или
отметить что-то
- или кого-то странного... поэтому
никто не обращал
никакого внимания на одинокую
фигуру...
Человек не
торопился. Кажется, единственный из
всего Города.
Он брел
медленно-медленно, точно изучая каждую
падающую крупицу
хрустальной мглы, точно тщась
проследить путь
ее с небес на асфальт. Он часто
останавливался.
Пару раз столкнулся с прохожими,
но те только
мельком оглянулись... так и не поняв,
почему он
привлек их внимание - пускай и лишь на
долю мгновения.
А ответ был бы прост до
банальности:
одежда - джинсы с легкой рубашкой -
вопиюще
несоответствовала не только холодному
Сочельнику, но и
зиме вообще.
И его, похоже,
не волновало это.
Он шел - мерно,
будто отсчитывая маятником
неведомый
метраж. В темных - и при том будто
заидневелых -
глазах отражались разноцветные огни
Города, кричащие
рекламы с улыбками, растянутыми
на десятки
метров, картонные Санта-Клаусы и
снующие толпы.
Группка молодежи
обогнала его, оглушив смехом и
музыкой. Они
распахнули дверь ближайшего магазина,
и оттуда пахнуло
теплом и шоколадом.
Потом дверь
захлопнулась - металлоидно, отсекая
его от мира
празднества. Он остановился. Витрина
магазина была
прозрачной, за стеклом лежали
сладости и елочные украшения... он коснулся
окна
рукой, и, словно
добавляя рождественской
символики,
побежали елочные лапки мерзлых узоров.
-Смотрите, -
воскликнул кто-то, имея в виду
морозную резьбу.
Усталая,
вымученно улыбающаяся покупателям, и
несомненно
мечтающая о завершении долгого дня,
продавщица обернулась. Улыбка
моментально сползла
с ее лица...
Снаружи стоял
молодой мужчина. Ничего особенного -
если не считать
_неподходящей_ одежды и широкого,
словно
кровоточащего шрама через правую щеку, - и
все-таки возглас
"Смотрите!" относился к нему:
именно от его
ладони разбегались льдистые
полоски...
-Что вы
делаете?! - высоким голосом закричала
продавщица - ибо
ей не хотелось в Сочельник
размышлять
почему стекло застилает льдом от
чьих-то
прикосновений... как и не хотелось видеть
шрамы и
мертвенную отстраненность на дне чьих-либо
зрачков... не
сегодня. Она просто закричала. И
этого было достаточно, чтобы мужчина
снаружи
продолжил свой
путь - оставив памяткой только
несколько
стрелок-узоров на окне.
Он был один.
В этом Городе -
как никогда один.
Он вернулся с
изнанки Смерти, и он - один из тех,
кто принес жизнь
этому Городу, позволил им сегодня
праздновать Рождество. Он - причина
того, что они
все будут пить
пунш и есть индейку и шоколадный
пирог, вместо
того, чтобы быть рабами существа
иного мира... но
Город не ведал о спасителе.
Миру не нужны
новые герои - им хватает чествования
героев прошлого.
Он усмехнулся. В
никуда. Возможно - звездам,
где-то там мигавшим за оричневыми тучами. Или
очередной
разноцветной рекламе с новорожденным
младенцем
Иисусом или Санта-Клаусом...
Одиночество.
Оно так остро -
в сердцевине всеобщей радости. И
всего лишь день?
- час? назад - он истекал кровью,
и кожа его
лопалась от пылающей бури чуждого
измерения... но он продолжал сражаться за
свой
мир. Потому что
не умел иначе - не умел нарушить
каноны Чести и
долга.
Но война
закончена, и постараемся же забыть о боли
и ранах... и
спрячем аномалии с глаз долой...
Правда?
Он провел рукой
по щеке. На пальцах остался
нетающий снег и
капелька крови... и он снова
усмехнулся...
Ирония. Для его
соратников по тому великому бою -
он был загадкой,
не вполне человеческим существом.
Они называли
себя его друзьями - но не сожалели,
когда после
победы - драгоценной, окровавленной, -
он исчез. Быть
плотью от плоти теней - его
судьба...
И одиночество.
Он взъерошил
короткие, зачесанные назад волосы.
Прохожие
проносились мимо, но их становилось все
меньше -
долгожданный праздник вступал во
властвование, а
он забрел в какой-то парк...
заснеженный,
словно никогда и ничего не могло быть
здесь, кроме
сияющего серебра.
Казна Небес и
Города.
Он сел на
скамейку, сложил руки на груди. Все так
же отсутсвующе
всматривался в остатки суеты и
плодящиеся
веселые искорки-окна. Торжество и
радость
разносилось густым сладостным ароматом, а
вьюга - только
красивое дополнение, традиционная
виньетка ритуала,
и место ей - за окном...
Как и ему. За
окном, за дверью - в тенях... Снег
обязан выпадать
в Сочельник, а он - обязан спасать
мир от возможных
врагов. А дальше он не нужен...
как и снег.
Снег - это я,
подумал он, и то было истиной.
...Пламя и
безумие бушевали, и смеялся зеленоокий
лорд Смерти, и
отчаяние исхлестало их всех
чугунными
цепями, и даже тот, кто дважды уже
изгнал Зло из
мира, сам Чемпион - закричал, ибо не
видел выхода...
Чемпион верил в правила, но вместо
правил был
пожар. Пожар в чужом измерении,
силящемся
поглотить Землю. Пожар в воспаленном от
непрекращающейся
агонии разуме...
...Полчища монстров с факелами, они выжигали
все
на пути своем, и
багровый мрак гибели расползался,
точно нефтяное
пятно на глади океана, точно горел
лес и
аннигиллировал все на своем пути...
Смех врага - это
огонь.
Смерть - была
огнем.
Но лед - в
состоянии задержать поток лавы, даже
если от него самого остается лишь лужица талой
воды. Последнее
слово все-таки сказал Чемпион, и
лавровый венок
покоится на волосах достойнейшего,
а лед - всего
лишь в нужный момент пожертвовал
собой - в
который раз...
Неважно.
Каким-то чудом он остался жив.
Лед выполнил его
предназначение. Они победили.
Они победили, на
сей раз - навсегда, жуткая тварь
- сын проклятого
бога - больше не вернется, и
пускай дорогую
цену пришлось заплатить - зато
Земля радуется
Рождеству, даже и не ведая о тайной
войне...
Сколько таких
войн совершается каждый день? -
задал он себе
нелогичный вопрос. Снова провел
рукой по щеке.
Шрам кровоточил постоянно, и
периодически
стирать выступившую лимфу вошло в
привычку. -
Сколько войн - о которых не знаю я,
сколько еще
победителей скрываются в тенях, когда
растает в
воздухе последний аккорд боевого
гонга?..
Возможно, я и не
так одинок, - заключил он. С
горечью - потому
что пустота парка всего лишь
дополняла
пустоту внутри... и это он-то,
предположительно, любил уединение?..
Уединение - да.
Но не это астрономическое,
всепоглощающее,
будто у метеорита, что летит в
стылой тьме
космоса, а звезды - не ближе, просто
сияют, ярко и
неестественно, призраком чужого
праздника...
Одиночество.
Усилился ветер.
Теперь снежинки игольчато
покусывали
холодную кожу. Небо было чашкой кофе, а
белизна -
взбитыми сливками... и мягким уютным
покрывалом.
Людей на улицах не осталось совершенно
- холод загнал в
теплые дома последних.
Радужные краски окон, обрывки музыки
доносились до
него, но он
практически не слышал. Он - наедине со
снегом, и это -
единственное, что осталось... снег
и холод. Он не
знал, куда дальше идти.
Всего несколько
часов назад все думали лишь о
победе, рвали
вены из запястьев - ради фантомного
спасенья... а
теперь он не ведает, что делать...
Как смешно,
подумал он.
Где-то в этом
Городе, возможно, празднуют
Рождество
большинство из его соратников. Они -
вернулись домой,
наградой за перенесенные
испытания... но
ему некуда идти.
А главное - не к
кому...
Рождество -
дарит и отнимает. Много лет назад
подарком на этот
малологичный праздник была его
Сила - та, что
позволила ему сражаться в великой
битве... та, что
навеки лишила его нормальной
жизни.
А позже - и тоже
в Рождество - он узнал о смерти
своего брата.
Он вздрогнул. Он
никогда прежде не ассоциировал
смерть брата с празднеством мертво-разукрашенных
хвойных
деревьев: в том мире, где он жил двадцать
лет не было
Рождества... но теперь осознал роковую
связь.
Рождество - это
рождение... и смерть. Инь-янь.
Двадцать три
года назад была его собственная
гибель - гибель
обычного человека. И рождение -
как сверхчеловека, Посвященного.
Еще двадцать два
спустя - страшная весть... и
осознание
необходимости бороться против судьбы...
когда ангелы с
пиками протыкают глаза - ты больше
не слеп, когда
адский огонь вламливается в артерии
- лед оттаивает
и становится кровью...
Так больно от
этого.
Что - сегодня? - спросил он себя, но знал
ответ. В
злобном
измерении клыкастого багрянца - вдвоем
одержали они
победу... его друг был с ним...
пускай -
измененный ужасным экспериментом, но -
вернувшийся...
Или - не
окончательно вернувшийся?..
Так он говорил.
В самом конце, пряча блестящие
глаза цвета стали. "Прости", -
говорил
единственный,
кто по-настоящему имел значение... -
"Прости, я
не знаю - я ли это... да, я - живой...
но программа все
еще контролирует часть меня. Я
боюсь следовать
за тобой. Я могу быть опасен.
Прости..."
"Нет!"
- закричал он с ужасом, и словно
мелодично-болезненный перезвон падающих льдинок
рассеялся по
камням мертвого мира. - "Нет..."
Не оставляй меня
- почти выкрикнул он тогда... уже
предвкушая, как
одиночество придет за ними... за
обоими, огромное
и острозубое, будто стая шакалов.
Одиночество-боль.
"Прости," - повторил. Уже рассеиваясь - витком
дыма...
Стихией... - "Я вернусь. Когда-нибудь.
Обязательно"...
...Дальше было -
одиночество...
Дальше было -
Рождество.
Дальше была -
смерть...
...Он стряхнул
мерцающий пух снежинок. Образовался
ровный слой, они
не таяли. Снегу мечталось
заполонить собой
весь мир, а его - в первую
очередь...
наверное, чтобы подчеркнуть
одиночество.
Единственное
понятие во вселенной.
Он закрыл глаза,
чтобы не видеть, не воспринимать
- коловерть
зазеркальной пестряди, и густое небо,
и треск
заледеневших веток на ветру. Ему казалось,
что он ничего не
чувствует... он никогда не
отличался эмоциональностью, или же слишком
хорошо
скрывал - в том
числе и от себя... и сейчас он
всего лишь
погружался в какую-то мерную, словно
бой башенных
часов, аппатию.
"Если бы я
умер на Турнире - было бы лучше", -
лениво подумал
он.
Ничего не ждал -
нечего. Не надеялся. Некуда идти
и незачем, в сущности, жить... потому что
война
закончилась, а
он - воин и убийца, но в сердцевине
празднества и
будущей мирной жизни не нужны
воины... а
убивать, повинуясь чьим-то приказам
вновь он не
желал.
Вьюга завывала в
заиндевелых ветвях. Слой
искристых
снежинок покрыл его, словно мраморную
статую... он уже
ничем не напоминал живого, и со
стороны бы
почудилось - он мертв и давно... но
холод не мог
убить того, кто был частью его...
Аппатия,
подобная мягким неумолимым оковам,
опутала пушистой
паутиной. Слух еще воспринимал
фрагменты музыки
- надоевших рождественских песен
и гимнов, но
размышлять о ком-то или помнить
что-то уже не
было нужды...
Помнить - вновь
раздирать в алое незаживающие
шрамы.
Зачем?..
Память лишь
добавляет одиночества... и боли, что
таится на дне
колодца замороженной пустоты, память
- свирепый
оборотень, хватает за горло - изнутри,
провоцируя сорваться с места, бежать -
куда-то,
кричать и
кричать... звать кого-нибудь, _
кого-то_, - но
холодная, как
завершенно-геометричные кристаллики льда, часть
его твердит:
"Нет смысла звать, никто не придет...
ты никому не
нужен - ты, у которого нет даже
имени, только
кличка, данная тебе теми, кто
охотился за
тобой... теперь и охотников нет... вы
с другом одолели
их, но друг - ушел, ибо они
превратили его в
полумашину... а еще - послали на
смерть брата, а
еще - отобрали тебя у нормальной
жизни. Ты бы мог
быть сейчас одним из полноправных
жителей Города,
и наслаждаться Сочельником -
возможно, с женой и ребенком, но Стихия и Клан
решили за
тебя... и ныне - могущество и
одиночество -
твое богатство, бери же горстями,
будто снег,
будто драгоценную Силу... подумай,
сколько людей
мечтают обладать чем-то похожим...
твоим искусством
боя, не говоря уж о Посвящении -
но за все надо
платить... и одиночество - довесок,
бери -
пригоршнями - и не удивляйся, что по
ладоням течет
кровь..."
Он не двигался с
места, ожидая когда наконец-то
отключится...
чтобы утих этот
отвратительно-логичный внутренний голос, вместе с
бьющимся в горле
комком крика.
Лед - сокроет
все... даже гейзеры можно покрыть
льдом...
Он вытерпит.
У него нет
выбора - как, в сущности, не было
никогда. Да, он
пытался заявить свое право на
выбор - но карой
стал незаживающий шрам и
очередные
потери... стоило ли это того? Не лучше
ли было
сделаться машиной... по крайней мере те
роботы, в коих нет души - не ведают и
одиночества...
Он вздрогнул...
А те - у кого
есть?
Сквозь сомкнутые
веки ощутил всполохи
фейрверков... и
подобную огненной вспышке мысль -
как же страдает
сейчас его друг... он ведь -
живой, хотя и
заточен в железную скорлупу... он
сражается с его программой...
Тоже в
одиночестве... еще более ужасающем, потому
что он лишен и
собственного тела...
Он сжал кулаки,
ломая корочку изморози... больно
думать об этом -
чужая боль страшнее своей...
Слишком
страшнее.
Победа - всего
лишь очередная ступень... ада? Или
акт чей-то жестокой пьесы?.. "Мы все сражаемся с
программами...
" - усталая мысль. Когда уж
окончательно они
исчезнут, оставляя место
благословенному
забытию - ибо бессмысленно терзать
себя, не имея
средств к исцелению.
Жители Города
восславляют Рождество и чудеса, они
поклоняются
звезде доброй вести о новорожденном
спасителе их
мира - но их боги - картон, их добрые
святые -
фольга... истинные боги - древнее звезд,
и не рождались
они, и страдать не умеют - только
карать и
смеяться, устраивать кровавые Турниры и
выжигать руны
боли на судьбах...
Ну и что?..
Кого интересует
правда - когда все вокруг так
счастливы?
Пускай верят в чудеса... ибо слишком
тяжко понимание
того, что чудес не бывает...
Холодная логика
- колется иглами. Или острием
стали... пластид
с зазубинками на краях...
Он запрокинул
голову. Шейные мышцы почти не
слушались -
затекли от многочасового сидения в
неудобной позе.
Глаз не открывал... так хорошо -
никогда не
открывать их вновь, так бы просто -
исчезнуть,
раствориться в снегопаде... ведь в
конце концов
каждый Посвященный возвращается к
своей Стихии -
многие именуют это жуткой участью,
Проклятием - с
большой буквы, но теперь ему
мерещилось почти
благословением... и не хотелось
ждать еще
пятнадцать-двадцать лет...
Только прежде
получить ответ. Лишь один.
Почему?..
За что -
правители или боги, демоны или существа
параллельных
миров, настолько же непонятных,
насколько и
опасных, - заставляют их страдать, а
других -
страдать от их рук... кто и когда
придумал делать из Посвященных - совершенных
воинов, живое
оружие? Ведь мог же он быть -
полярником-исследователем, изучать стылую красоту
Антарктиды с
любовью, недоступной обычным людям,
страшащимся
низких температур. Могли же
Посвященные Огня
- проникать в жерла вулканов или
спасать людей из
пожаров; Воды - стать
великолепным
океанологами...
Возможно, его
друг был бы лучшим в истории
летчиком -
Воздух благоволил бы своему
Посвященному...
Но они обречены
убивать. Умирать. В одиночестве.
Кто и когда
приговорил их?..
И за что?..
-Почему? -
прошептал он вслух... не-прошептал,
оцепенение
наконец-то обратило каждую капельку
крови, сукровицу
и цитоплазму клеток - в лед... и
губы не
слушались... он мог бы заставить себя
стряхнуть
изморозь, идти дальше - но зачем?..
Ведь ответа на
свой вопрос он не получит.
Как и не
избавится от одиночества...
...Он снова
слышал музыку и смех, но на сей раз
привычное
игнорирование вылиняло, он сам не знал
почему... но
дети напевали лучистыми чистыми
голосами
рождественские гимны... возможно, это
было радио -
кто-то включил чересчур громко,
возможно -
отзвуки всеобщего празднества напоили
метель и сам
зимний ветер, и природа торжествовала
вместе со
счастьем людей, приветствуя радостное
событие, обещая
исполнение желаний... а в его рту
была словно
горькая соль - несуществующие слезы,
или кровь, и
внимал он этой музыке с какой-то
судорожной,
отчаянной надеждой... словно цепляясь
за последние
псевдо-осколки не-одиночества.
Загадай желание, - твердила песня. Посмотри на
звезду
Вифлиемскую и загадай желание... Даже если
ты не веришь в
бога этих людей, этого Города, даже
если те боги,
чьи лица ты видел - жестоки и
высокомерны, -
не размышляй в Сочельник, просто
загадай
желание...
В песне не было
этих слов. Но он слышал.
Загадай желание... и Звезда исполнит.
Не слышать.
Чарующе-великолепная мелодия
завораживает...
не слышать. Он с трудом разомкнул
застывшие руки и
спрятал в ладонях лицо... все
пять - или шесть
- чувств должны исчезнуть... он
проклинал себя
за чуткость, за глупую мелодию, и
за садняющую
надежду где-то внутри...
Дети пели о
Звезде. И о желании...
Загадай...
...И прошептал
он - имя... полубезотчетно, попутно
злясь на себя,
что дурацкая песенка вырвала его из
драгоценного
забвения, но - прошептал...
Распахнул глаза
- дрожащие, с широкими от долгого
покоя зрачками,
болезненно сузившимися реакцией на
пляшущие огни...
Он ждал. Песня
еще звучала... и он напрягся, будто
в ожидании атаки
- атаки наоборот... каждый нерв
его звенел
натянутой струной, хотя внешне он даже
не изменил позу.
В эти секунды он верил -искренней
и безотчетнее,
чем верят дети, - без намеков на
извечный его
пессимизм...
Вера. Надежда...
Любовь.
А потом песня
закончилась. Или захлопнули окно - с
улицы дуло.
Словно ставя
точку. Все.
И зло рассмеялся
голос его _ледяной_ логики: чудес
не бывает.
...Он снова
погрузил лицо в ладони. Он тяжело
дышал, словно
после долгого бега или изматывающего
боя...
проигранного. Веки были горячими... зачем
все - он не
понимал, да и не интересовало...
просто - выросло
деревце из семечка надежды,
выросло - и
почти дотянулось до Звезды... но чудес
не бывает.
Теперь собери сухие щепки и сосчитай
занозы в
пальцах...
А звезд - нет на
небе. Они все выключены, будто
елочные гирлянды
поутру, а может, спрятались за
кофейными тучами
и тоже празднуют свое Рождество -
но чужие им не
нужны, и желания исполнять не
входит в их
обязанности.
Музыка
растревожила его - и поддался он ей так
неразумно, но
окно захлопнуто, а небо затянуто
облаками... а он - по-прежнему один. В целой
Вселенной.
Он неловко сполз
со скамейки, ссутулившись побрел
прочь. Те, кто
знал его раньше, поразились бы
ужасной перемене
в его движениях - вместо
медлительной
грации была деревянная походка
скверно склееной
марионетки, казалось, он вот-вот
рассыплется на кусочки.
Ирония в том,
что добивала его не боль, даже не
одиночество - а
несбывшаяся надежда... та самая,
что умирает
последней... и веселый рождественский
гимн стал
реквиемом ей...
Ему.
Он снова шел...
но теперь не осталось даже той
отстраненности,
что еще несколько часов назад
могла бы сойти
за обыкновенную задумчивость. Он
словно
пародировал своего же некогда злейшего
врага - фантома
с потерянной навеки душой... та же
потусторонняя
изломанность.
Пустота.
Пустота - вместо
всего... и черные дыры, похожие
на пятна
запекшейся крови, вместо звезд... И
мерещилось ему,
что молчаливые боги - древние
бессмертные
твари, - следят и считают сколько
шагов он еще
пройдет... и он даже не ненавидел
их... таковы уж
они - эти боги, они всегда
смотрят...
слишком долго и скучно быть
бессмертно-всемогуще-совершенным...
Пускай. Его уже
ничего не интересовало.
...И когда
далекий, разносимый ветром во все
стороны, голос
назвал его по имени - он не
оглянулся. Он
чересчур поверил однажды, второй раз
не выйдет.
Опытный воин - не попадает дважды в
одну ловушку. Но
ветер - так услужливо, будто
верный пес,
слушающийся хозяина - подбежал к нему
вновь... покоряясь чьей-то воле, окликнул снова -
по его
эквиваленту имени... нет, не по нему... по
забавному
прозвищу, которым - иногда слегка
дразнясь - звал
его только один человек...
Значит ли это...
Значит ли это -
исполнение желания... и что Звезда
есть там - за
тучами?..
Он остановился.
Не оборачиваясь. Подчас он
соображал
довольно медленно, а сейчас -
особенно... и
еще - боялся обернуться, боялся, что
вновь это
окажется игрой богов или воображения.
Галлюцинацией.
Он стоял.
Впереди бесновалась въюга, кое-где
подмигивали огни
наступившего Рождества, лежали
свежие сугробы.
Позади...
Он распрямился.
Не оглядывайся, иди, твердила
логика, в
который раз вбивая гвозди - "чудес не
бывает"...
Или - бывают?..
Сжал руки в
кулаки. Борьба внутри - незаметна
снаружи, только
напряжены мускулы, словно в
смертельном
поединке, а дыхание - прервалось...
сложно заметить
перемены, но он вновь проходит
этапы Турнира,
где самое жуткое испытание -
надеждой...
Пытка надеждой.
Нет. Да.
Его плеча
коснулась ладонь. Не совсем живая, а
похожая на
теплую резину... но только такой она
могла быть, и
только такого прикосновения он ждал
- вернее, не
ждал, не смел - как возвращения из
катакомб Смерти
и одиночества - своего и _его_ ...
Рождества...
Рождество
пришло... и к ним.
Он перехватил
ладонь, сжимая ее в своей, еще не
вполне веря - и
ему чудилось, что с ресниц
осыпаются
льдинки... ничего особенного, просто
снежинки
смерзлись, не тая... но почему они
жгутся, стирая
иней с лица?..
-Смоук, - сказал
он.
-Да, Саб-Зиро, -
кивнул киборг. - Я - снова
человек... на
сто процентов. Программа Лин-Куэй
больше не
действует. Я же обещал, что вернусь.
Саб-Зиро ничего
не спрашивал. Слова недостойны
того, чтобы быть
высказанными... да и не нужно
их... он знал,
что Смоук прошел его историю боли -
гораздо более
кошмарно-запредельную, он рассек все
днища чистилища
- чтобы избавиться от программы,
чтобы -
вернуться...
К нему.
Пускай не до
конца исправлено злодеяние Лин-Куэй -
не вернуть живую
плоть полуроботу, но душа его
свободна, а
заодно - и еще одна, душа одного
вечного беглеца,
бунтаря и пессимиста...
Одиночество -
больше не властно над ними.
Саб-Зиро молча
сжимал ладонь друга, уголком
сознания отмечая
особые - жгучие снежинки на
ресницах и
щеках, и Смоук молчал тоже... только
улыбался ему.
-Пойдем отсюда,
Ледышка, - наконец, сказал киборг.
Опять по
кличке-дразнилке. -Да, - серьезно ответил
Саб-Зиро.
...Кофейно-коричневые тучи все так же швырялись
кристалликами
снега, вплетающегося в ветер, словно
подтверждая союз
льда и воздуха, и рождественская
музыка вновь
растянулась золотистым перезвоном по
парку и Городу,
но двое - не видели знаков, не
слышали ничего
извне, и не хотели задавать
какие-либо
вопросы...
Просто потому,
что их было - двое...