Часть I. Во власти кольца

 

            На окраине Магикса стояло серое бетонное здание, совершенно неприметное и неприглядное. Однако, проходя мимо него, жители города, прежде чем продолжить путь,  всегда останавливались и вздыхали. Они знали, что это единственный в округе сиротский приют для мальчиков (единственный потому, что сирот там было немного, у большинства детей все же были родители и родственники), и им было очень жалко воспитанников этого ужасного здания. Да, именно здания, ведь обстановка всегда имеет значение, тем более в этом случае. Приют был будто бы снаружи и изнутри наполнен серостью: грязные желто-серые стены, серый закопченный потолок, даже пол казался не коричневым, а темно-серым. Воспитанники приюта неизбежно проникались этой серостью, и, как правило, вырастали тихими, равнодушными и обыденными. А ведь ничего страшнее равнодушия и обыденности в мире не существует, и неважно, волшебный он или нет. Правда, к счастью, такая судьба постигала не всех, и некоторые воспитанники, напротив, были совершенно неординарными личностями, навсегда закрепившись в памяти современников и потомков. И, наверное, стоит рассказать о некоторых мальчиках, жизнь которых была связана с серым приютом, поскольку их судьба, несомненно, уникальна.

            В один из невзрачных апрельских дней, после уроков, у окна, выходившего в безлюдный и пустой двор, стояли четверо мальчишек («стояли», впрочем, сказано не совсем верно: один из них сидел с ногами на подоконнике, другой стоял, подпирая локтем стену, а двое других вовсе отвернулись от окна, погрузившись в свои мысли). Они были совершенно непохожи друг на друга, но считались друзьями и к тому же уже тогда, в доюношеский период, разительно отличались от своих сверстников. И именно об этих четверых друзьях пойдет наша длинная и странная история.

            Мальчик, сидевший на подоконнике, сам того не желая, сразу выделялся из толпы. Виной тому была его прическа, состоявшая из коротко остриженных ярко-розовых волос, заметных не хуже сигнального факела. Поэтому, когда он проходил мимо ребят, те сразу с улыбкой показывали на него пальцем. Его не заботило, была ли эта улыбка добродушной, завистливой или издевательской. Он не любил привлекать к себе внимание, будучи тихим и неуверенным в себе ребенком, а люди, как назло, сразу замечали его и начинали обсуждать. «Будь моя воля, - часто думал он, - я бы уехал далеко-далеко, где нет людей и никто не показывает на тебя пальцем только потому, что ты выглядишь не так, как все!» Но уехать было невозможно и некуда, и все, что оставалось делать мальчику, - это садиться на подоконник и долго-долго смотреть в окно, пытаясь увидеть там что-нибудь необыкновенное, экстраординарное, сверхъестественное. Его янтарные, поблескивающие золотом глаза очень рано стали печальными и серьезными. Мальчика звали Думан.

            Мальчик, подобно атланту подпиравший стену, был совсем непохож на своего товарища. На его лице прочно закрепилось выражение прохладного спокойствия. Этот серьезный юноша по имени Гантлос был старшим среди своих друзей, и это бросалось в глаза. Его атлетическая фигура и серьезный взгляд печальных темно-карих глаз сразу давали понять, что с ним лучше не шутить. Впрочем, Гантлос был совершенно неагрессивен и ввязывался в драку только затем, чтобы заступиться за друзей (а заступаться за них, к сожалению, приходилось часто). Рано повзрослев, он чувствовал себя ответственным за них, хотя никогда не считал себя главнее и выше. Он просто поступал так, как велела ему совесть. А совесть у него была,  к сожалению (или к счастью?), сердобольной.

            Третий мальчик также был непохож на остальных. Он тоже рано приспособился к взрослому миру, но другим способом, нежели Гантлос. Хитрый и расчетливый, он в полной мере осознавал свое превосходство над остальными и постоянно доказывал его другим. Для этого он начал командовать людьми, но ненавязчиво, чтобы они ни о чем не догадались. Его особенный взгляд, исходящий из самой глубины серо-голубых глаз, приятный голос и спокойная улыбка действовали магнетически. Даже взрослые поддавались этому очарованию и выполняли все его просьбы как можно скорее, стремясь доставить удовольствие "этому приятному юноше". Огрон (так звали юношу) только самодовольно потирал руки. Он знал, какое особенное воздействие он производит на людей, и умело пользовался этим для достижения своих целей, а цели, надо сказать, у него были глобальные. Даже, наверное, слишком глобальные для четырнадцатилетнего парня.

            Четвертый мальчик обладал творческим складом души. Он был поэтом и каждый день писал стихи. И даже учителя уже привыкли к тому, что из карманов студента Анагана вечно торчат исписанные бумажки, которые он время от времени стремительно вытаскивал и начинал зачеркивать и исправлять написанное. "Ничего, - думали учителя, - когда он вырастет, это пройдет" Он иногда зачитывал стихи друзьям, и они находили их в зависимости от настроения либо «просто обалденными», либо «довольно неплохими». Он действительно писал хорошие стихи, правда, достаточно грустные (что, впрочем, неудивительно, если вспомнить окружающую их обстановку). Самые мало-мальски оптимистичные стихи он писал про природу, считая, что «это лучшее, что вообще есть в мире», и в какой-то степени он был прав. Анаган искренне верил в то, что люди мелочные и испорченные создания, и у него на то были свои причины. Но в то же время в глубине души он надеялся, что не все люди такие и что есть еще в мире что-то хорошее, кроме матери-природы. Хотя, впрочем, это пока оставалось на уровне его юношеских догадок.

            После такого описания у вас наверняка  возникнет закономерный вопрос: как четверо столь разных подростков могли быть друзьями? Могли, но не в том плане, в котором обычно истолковывают это понятие. Они просто держались компанией, общаясь на нейтральные темы. Ни о каком командном единстве здесь, понятное дело, и речи не шло, да оно им и не было нужно. Все четверо были индивидуалистами, имея разное мнение друг о друге и о мире в целом. Самое отличное от других мнение было у Огрона, но об этом, пожалуй, немного попозже. Итак, они стояли у окна и после продолжительного молчания решили завязать нейтральный разговор.

             - Вам не кажется, что эта погода просто отвратительна? – с полуулыбкой спросил Огрон. Его голос уже выправился, превратившись в одно из неоспоримых достоинств своего хозяина – чрезвычайно мягкий и теплый баритон, так привлекающий к себе женское внимание.

             - Погода как погода, - пожал плечами Гантлос. У него был более низкий голос, чем у Огрона, но тоже приятно звучащий. – Солнце же не может светить постоянно, ему тоже нужно от нас отдохнуть. – Он усмехнулся.

             - Ты неисправим, Гантлос! – Огрон с усмешкой повернулся к другу. – Тебя ничто не может вывести из себя! Наверняка даже если на наш приют свалится метеорит, ты только пожмешь плечами и скажешь: «Надо же ему было куда-то падать» - Он пристально посмотрел на товарища. – Может, ты пуленепробиваем?

            Гантлос рассмеялся.

             - Хочешь проверить?

             - Нет, просто интересно.

             - Нет. – Гантлос посмотрел в окно. – А вообще миссис Моргана когда-то говорила: «Это не мир вокруг серый, просто окно грязное»

             - Ну сколько можно говорить о миссис Моргане! – воскликнул Огрон. – Если ты так любишь математику, люби на здоровье, но не надо постоянно цитировать преподавателя! Ты так часто о ней вспоминаешь, что она, наверное, икает по три часа в день!

             - Вот уж не думал, что ты веришь в приметы, - усмехнулся Гантлос. – Я надеюсь, что ты хотя бы не боишься черных кошек?

             - И за что все так их не любят? – внезапно подал голос Думан, и все тут же повернулись к нему. Его голос еще не начал ломаться и потому был очень высоким, хотя и тихим, он неизменно привлекал к себе внимание. – Кошки ведь прекрасные животные, что кому за дело, какого они цвета?

             - Это старое поверье, Думан, - ответил Огрон, - настолько старое, что его уже не искоренить. Никто почему-то не любит черный цвет, все считают его символом тьмы, траура, скорби… А мне он нравится, - пожал он плечами.

             - Как может животное быть символом тьмы? – не унимался Думан. – Ведь животные – это часть природы, как природа может быть темной?!

            Огрон усмехнулся. У него была своя точка зрения по этому вопросу, но он не стал ее излагать.

             - Что-то мы слишком далеко зашли, - улыбнулся он, ловко сворачивая тему. – А как у тебя дела, Анаган? – внезапно повернулся он к молчавшему другу. – Что-то тебя совсем не слышно.

             - Я просто думал, - робко отозвался Анаган. Не слишком красноречивый от природы, он недавно обзавелся еще одним поводом для молчания. Перелом его голоса был в самом разгаре, и голос вытворял невесть что: то звучал юношеским басом, то почти срывался на писк. Поэтому Анаган старался говорить как можно тише и как можно реже. Но Огрона это не слишком волновало, и он продолжал взывать его к разговору:

             - Вот как! Интересно, о чем же?

             - Я думал… - Анаган запнулся, боясь быть непонятым и осмеянным. – Я думал о том… как, наверное, интересно на тех планетах, где царит природа. Никакого шума, никаких границ, только свобода…

            Думан мечтательно вздохнул, Гантлос усмехнулся, Огрон фыркнул.

             - Не люблю природу, - сказал он. – Особенно когда ее много. Хотя в одном ты прав, дружище Анаган: свобода – это действительно неплохо.

            Анаган нахмурился. Во-первых, он был раздосадован снисходительной реакцией Огрона, во-вторых, ему страшно не понравилось слово «дружище». Анаган никогда не считал его своим другом, и показные словечки Огрона его сильно раздражали.

             - Однако, - вмешался Гантлос, видя назревающий конфликт, - осталось всего полтора часа до ужина. Предлагаю закончить уроки на завтра, а потом продолжить нашу беседу за трапезой, что скажете?

            Все утвердительно кивнули и почти моментально разошлись в разные стороны. Думан и Гантлос действительно отправились делать уроки, Огрон просто пошел бродить по опустевшим коридорам, а Анаган закрылся на маленьком запустевшем балкончике, решив подумать о жизни. Давайте же проследуем за каждым из них и немного поразмышляем вместе с ними.

            Думан, деливший комнату с Анаганом, по причине вышеупомянутого отсутствия товарища остался в комнате один и был даже рад этому. Несмотря на значительное сходство характеров, они с Анаганом никак не могли найти общий язык. То ли потому, что Анаган почти все свободное время проводил в уединении за сочинением стихов и ни с кем не общался, то ли из-за скрытности Думана, то ли из-за их обоюдной неразговорчивости, но, так или иначе, общаться у них не получалось. Но Думан нисколько не страдал от этого. Вот и теперь он совершенно спокойно приступил к урокам, однако, сделав свою любимую биологию, заскучал. Он отложил книги, встал и подошел к окну. После дождя все вокруг казалось серым, и земля, и небо… как тогда, девять лет назад. Думану было всего четыре года, но он отлично помнил тот день, когда оказался здесь впервые. Он начал вспоминать все, что произошло с ним за всю его жизнь, и, как всегда, забыл обо всем, глядя вдаль на тусклую панораму города.

            Нельзя сказать, что Думан был желанным для родителей ребенком. Его мать сразу же после рождения сына предпочла переложить бремя воспитания на отца и упорхнула в неизвестном направлении (а она действительно упорхнула, поскольку, обладая силой метаморфосимбиозиса, могла превращаться во что угодно и последний раз предстала перед семьей в виде вороны). Поэтому воспитанием мальчика занялся отец, человек с довольно суровым характером, и поначалу он был не слишком внимателен к сыну. Но маленького Думана не интересовали ни семейные драмы, ни общественное мнение, он просто всем улыбался, и, глядя на эту искреннюю улыбку, его отец тоже не мог не улыбнуться. Его сердце понемногу начало смягчаться, и он всем сердцем полюбил своего сына, обещав себе воспитать из него мужчину. Но сбыться этому, увы, было не суждено.

            Магикс тогда был довольно неспокойным городом, поскольку там то и дело вспыхивали конфликты между группировками различных магических существ. Отец Думана был болен ликантропией, но, в отличие от своих бывших товарищей-оборотней, он не хотел истреблять все вокруг, теперь у него был сын. Этого его нежелания быть убийцей оказалось достаточно для того, чтобы однажды мужественный оборотень не вернулся домой. Видя, что его нет дома, соседка на время забрала маленького Думана к себе. Через пару дней в репортаже новостей объявили о нахождении трупа его отца. До этого мальчик часто задавался вопросом, почему папа не вернулся, но он избавил соседку от необходимости рассказывать ему страшную новость, увидев репортаж своими глазами. Вид окровавленного трупа, над которым явно постарались несколько оборотней-убийц, потряс его. От наступившего шока Думан потерял дар речи, он не слышал задаваемых ему вопросов, перед глазами у него было мертвое тело отца. На следующий день, видя, что мальчик ни на что не реагирует, соседка отвела его в приют. Сама она не могла воспитывать чужого ребенка, ведь у нее были свои дети, и, хотя ей было искренне жаль мальчика, она помнила намерение его отца сделать из него мужчину и решила, что, закаленный жизнью  в приюте, он станет таковым. Директриса приюта Агата Грегсон, строгая, мудрая и понимающая женщина, выслушала историю Думана и подозвала мальчика к себе. Он неуверенно подошел к ней, похожий на сомнамбулу.

             - Ты любил своего отца, Думан? – спросила Агата.

            Думан быстро-быстро закивал головой.

             - Запомни, - сказала директриса, - мы не сможем заменить тебе отца, но сделаем все для того, чтобы он мог тобой гордиться, хорошо?

            Думан снова закивал. Ему очень хотелось заплакать, но он боялся сделать это при посторонних.

             Пока Думан боролся с собой, миссис Грегсон сказала его соседке:

             - Не беспокойтесь за мальчика, здесь он будет в надежных руках. – Однако, когда успокоенная соседка вышла из приюта, директриса подошла к окну и тяжело вздохнула:

             - Бедный мальчик! В четыре года остаться сиротой!

            Думан тем временем пытался идти по приюту, с трудом переставляя ноги. Ему было очень страшно оставаться здесь, ведь все казалось таким незнакомым, угрюмым, серым… Внезапно ему в глаза бросилась чья-то фигура. Это оказался мальчик постарше его, который смотрел на нового воспитанника с искренним сочувствием. Думан в нерешительности остановился, и мальчик подошел к нему.

             - Не бойся, - тихо сказал он, - здесь не так уж и плохо.

            Услышав этот теплый дружелюбный тон, Думан не выдержал и разревелся, уткнувшись носом в плечо утешавшего его мальчика. Тот осторожно гладил его по спине, пытаясь успокоить. Между мальчиками сразу установилось взаимопонимание, и, когда они посмотрели друг другу в глаза, каждый из них понял, что обрел друга. Так Думан познакомился с Гантлосом.

            После этого Думан уже не представлял себе жизни без товарища. Он всецело доверял ему и ни разу не пожалел об этом. Гантлос искренне заботился о нем, терпеливо выслушивал и всегда был готов прийти на помощь. И помощь эта не ограничивалась защитой Думана от старших воспитанников, это была и полная духовная поддержка. К тому же Гантлос чем-то напоминал Думану его отца (возможно, внешней суровостью и внутренним теплом), и это еще больше сближало их. Думан искренне дорожил своим другом и был счастлив, что судьба свела их. Хотя отношения с другими воспитанниками у него не складывались, поскольку Думан был не слишком общителен, ему было вполне достаточно дружбы с Гантлосом, чтобы чувствовать себя кому-то нужным. Так и протекала его жизнь в приюте вот уже десятый год.

            Пока Думан размышлял о своей жизни, Гантлос не тратил время на пустые мысли и спокойно доделывал уроки. Нельзя сказать, что он был лучшим учеником (каких, впрочем, в приютах почти не бывает), но благодаря внимательности, усидчивости, а также умению и желанию находить общий язык с преподавателями он заслужил репутацию «хорошего и умного мальчика». Гантлосу действительно нравилось общаться с учителями, он не ленился лишний раз задержаться после уроков и попросить учителя пояснить некоторые сказанные им вещи или же просто узнать его мнение, и преподаватели охотно шли на контакт. Самые доверительные отношения у него сложились с учительницей математики, миссис Морганой Фейт, мудрой и доброй женщиной, которая с большим уважением относилась к вежливому и добродушному мальчику. Видя его дружбу с Думаном, она с улыбкой говорила себе, что Думан находится в надежных руках. Однако, несмотря на довольно дружественные отношения с учителями, со сверстниками Гантлос общего языка найти не мог. Его единственным другом был Думан, знавший о чуткости Гантлоса и его добром сердце. Для остальных он был просто силачом, способным быстро и красиво победить в драке. Воспитанники предпочитали не связываться с ним, но не только из-за его силы, а и из-за того, что Гантлос, по их мнению, был любимчиком учителей, мысль о том, что он всего лишь старательно учится, просто не приходила им в голову. Да и сам юноша не стремился развеять их сомнения, нимало не заботясь об общественном мнении. Единственное, что угнетало его, - история его появления в приюте, частично ставшая достоянием воспитанников и дополнительным поводом для насмешек. Впрочем, разумного юношу всегда беспокоили не последствия, а их причина.

            Гантлос был, наверное, единственным воспитанником приюта, оказавшийся там почти сразу же после рождения. Неизвестно, кто были его родители и по какой причине бросили его, однако в одну из майских ночей сама Агата Грегсон, бывшая уже тогда директрисой приюта и жившая там вместе с воспитанниками, обнаружила у дверей приюта подкидыша. Спящий младенец не поднимал шума, и директриса едва заметила его в темноте. Когда она взяла ребенка на руки, он проснулся и с улыбкой посмотрел на нее. «Какой чудный малыш! – подумала она. – Как бы мне хотелось самой воспитать его…» Дело в том, что по существующему в Магиксе обычаю директриса приюта или школы не могла иметь или воспитывать детей. У мужа Агаты были связи в Совете старейшин, и он мог бы по просьбе жены уговорить их изменить закон. Однако миссис Грегсон свято чтила традиции и, поколебавшись, записала ребенка в списки воспитанников приюта, сразу дав ему имя, внезапно пришедшее ей на ум. Правда, отказавшись от ребенка, Агата не могла себе этого простить и твердо пообещала себе воспитать малыша, как собственного сына. И, хотя директриса всегда ухаживала за воспитанниками, все сразу заметили, что новому ребенку она уделяет заметно больше внимания. Негласно помогая растущему мальчику, директриса потихоньку направляла его, с детства воспитывая в нем настоящего мужчину. Благодаря ее незаметным стараниям Гантлос уже с детских лет стал намного серьезнее своих сверстников и предпочел детским играм учебу. Впрочем, это не мешало ему обладать довольно веселым характером и относиться ко всему с большой иронией.

            Когда Гантлосу было семь лет, он подружился с Думаном. Этот хорошенький малыш с яркими топорщившимися волосами вызывал у него исключительную симпатию. С появлением Думана Гантлос многое осознал, и в частности то, что ему, как старшему, нужно быть сильным, чтобы в любой ситуации быть готовым защитить друга. С этой целью мальчик начал усиленно заниматься спортом, и, подвергая себя огромным физическим нагрузкам, он становился все сильнее, выносливее и тверже. Старшие воспитанники перестали быть для него угрозой, да и Думан, ради которого Гантлос и подверг себя такой участи, был искренне горд тем, что у него такой сильный и мужественный друг, ставший для него самого примером для подражания. В свою очередь, Думан был беззаветно предан своему старшему другу и не представлял себе жизни без него. Гантлос разделял его чувства. Маленький Думан был для него не просто другом, он был главным компонентом смысла жизни юного рыцаря, который заботился о нем, как только мог. Только Гантлосу было известно о том, что отец Думана был оборотнем, а мальчик хорошо знал, что ликантропия передается по наследству. Гантлос страшно боялся за своего друга, его даже иногда мучило страшное предчувствие того, что ликантропия окажется смертельным испытанием для Думана, но он старался не думать об этом и тем более никогда не заговаривал об этом с другом. Хотя друзья безоговорочно доверяли друг другу, опасения Гантлоса навсегда остались в секрете.

            Что касается отношений с Анаганом и Огроном, то в их компании Гантлос чувствовал себя довольно уверенно, хотя особой симпатии к ним не испытывал. Анаган казался ему обычным идеалистом, поскольку сам Гантлос совершенно не тяготел к романтике, здраво предпочитая ей реальную жизнь. Отношение его к Огрону было двойственным. В отличие от всех остальных, с ним он мог общаться на равных, не чувствуя возрастных и психологических барьеров. Но Гантлос чувствовал, что у Огрона есть какие-то скрытые силы, возвышающие его над окружающими. И хотя Гантлос не чувствовал на себе воздействия этих сил, его не покидало странное предчувствие, что загадочный юноша довольно опасен и наверняка замышляет что-то недоброе. Впрочем, пока эти опасения ничем не подкреплялись, не считая вкрадчивого тона Огрона и его особенного взгляда.

            Сам Огрон в это время, как мы знаем, мерил шагами опустевшие коридоры приюта, погрузившись в свои мысли. Ему всегда было о чем подумать, его острый ум постоянно находил пищу для размышлений. Сейчас он, как и довольно часто, особенно в последнее время, думал о своих главных целях – мести и могуществе. Впрочем, все по порядку.

            В отличие от многих воспитанников, Огрон успел в достатке насладиться родительской любовью. Он был единственным ребенком в весьма состоятельной семье успешного бизнесмена и темной ведьмы и рос в атмосфере любви и понимания. Правда, его родители были довольно суровы к другим людям и с детства наставляли Огрона не воспринимать их всерьез, чему их сын с радостью последовал. Примечательно, что, хотя мальчику ни в чем не было отказа, он не особенно стремился к роскоши и даже в некоторой степени был аскетом. Родители, особенно мать, души не чаяли в сыне, который рос живым и сообразительным ребенком, а когда у него обнаружились магические задатки, видимо, передавшиеся от матери, она была вне себя от радости и с энтузиазмом принялась обучать сына всему, что знала сама. Поэтому Огрон, помимо обычного образования, получал еще и магический опыт. Его способности оказались достаточно сильными, он мог заставить собеседника делать все, что ему заблагорассудится, а это являлось признаком большой силы. Огрон относился к отцу если не с любовью, то с большим уважением, а мать он по-настоящему любил и был несказанно благодарен ей за все, чему она его учила. Он еще в детстве поставил себе цель стать великим и могущественным магом, и в какой-то степени ради того, чтобы мать могла им гордиться. В любом случае, Огрон прилежно учился, стараясь не разочаровывать родителей, и у него это хорошо получалось. Однако жизнь обласканного всеми наследника огромного состояния круто изменилась в один момент.

            Когда Огрону было двенадцать лет, его родители, как они обычно делали каждое лето, отправились в отпуск на своей машине. Огрон из-за своей нелюбви к отдыху и склонности к аскетизму не поехал с ними, оставшись дома и почитывая манускрипты по темной магии. И вот, когда он зачитывался легендой о Темном паладине, внезапно зазвонил телефон. Огрон снял трубку и, выслушав несколько слов собеседника, помертвел. Тихий печальный голос полицейского сообщил ему, что на окраине города произошла автокатастрофа, водитель грузовика случайно столкнулся с машиной его родителей. К счастью, оба погибли сразу, не успев понять, что происходит. Водитель грузовика, чудом оставшийся в живых, страшно испугался и, вызвав полицию, сразу взял всю вину на себя, но это не интересовало Огрона. Сглотнув слезы, он сухо спросил, что будет с ним.

             - Комиссия решит, - коротко ответил полицейский и повесил трубку.

            После этого Огрон едва держался на ногах. Еще каких-то пять минут назад он был твердо уверен в завтрашнем дне, а теперь не знал, что и подумать. В один миг потеряв родителей, мальчик в депрессии бродил по резко опустевшему дому, из которого, казалось, как по волшебству исчезли весь уют и тепло. Огрону очень хотелось разрыдаться, но он сдерживал себя, не позволяя сорваться. Никогда он не чувствовал себя таким одиноким и брошенным.

            На следующий день в особняк приехали какие-то люди с чемоданчиками, полными разных бумаг. Огрон, не спавший всю ночь, угрюмо смотрел, как они ходят по дому, берут каждую вещь в руки и что-то записывают. Ничего хорошего это не предвещало. Мальчик подошел к какой-то женщине, отдававшей распоряжения, видимо, главе комиссии.

             - Что вы делаете? – мрачно спросил он.

             - Ах, бедный мальчик! – всплеснула руками женщина, хотя в ее голосе особых эмоций не было. – Как же мне тебя жаль!

             - Что вы делаете? – повторил Огрон.

             - Детка, мы описываем имущество, - ответила она, не глядя на него.

             - Описывают только бесхозное имущество, - сухо сказал мальчик. – Разве оно не принадлежит мне, как наследнику?

             - Ах, детка, ты еще слишком мал! – воскликнула женщина, потрепав его по голове. Огрон брезгливо поморщился. – Поэтому мы забираем имущество, оно будет принадлежать властям.

             - А как же я? – сурово спросил Огрон. – Вы, кажется, не заметили, что я не погиб вместе с родителями, и стою перед вами, живой и здоровый.

             - Мальчик, о тебе позаботятся, - небрежно ответила женщина, устав от назойливого паренька, задававшего слишком много вопросов. – Тебя определят в приют, и тебе там обязательно понравится. – Грубо оттолкнув его, она крикнула остальным: - Ребята, поторапливайтесь! Забирайте все, что сможете, и в машину, остальное заберем завтра. А этого, - кивком указала она на Огрона, - отвезите в приют, и побыстрее, у нас мало времени.

            Огрон больше не сопротивлялся событиям. С тяжелым сердцем глядя на то, как родительские вещи переносят в бездонный грузовик, он, не противясь, сел в машину с несколькими членами комиссии, которые привезли его к какому-то мрачному серому зданию, высадили из машины и привели к уже знакомой нам миссис Грегсон. Почти не прислушиваясь к их словам, директриса с любопытством смотрела на Огрона, которого внезапно одолел приступ глубокого пофигизма, и поэтому он, тоже не слушая вдохновенное вранье членов комиссии, вальяжно развалился на стуле и с задумчивой улыбкой созерцал потолок.

             - Вы себе не представляете, - тем временем восклицала какая-то девушка, - бедный сиротка просто лежал на улице! Когда я вспоминаю об этом, у меня разрывается сердце!

             - Все это очень интересно, - остановила поток ее красноречия директриса, - благодарю вас за ваше участие, но у меня много дел. Вы можете быть свободны, а ты, мальчик, пожалуйста, останься.

            Члены комиссии, радуясь, что все наконец-то закончилось, поспешили покинуть приют. Огрон же, по-прежнему развалившись на стуле, медленно перевел свой взгляд с потолка на директрису.

             - Скажи мне, мальчик, - спросила Агата, - как тебя зовут?

             - Огрон, - безразлично представился он.

             - Итак, Огрон, - миссис Грегсон внимательно посмотрела на него, - все то, что говорили сейчас эти люди, - это правда?

            Огрон задумался. Он прекрасно понимал, что это неправда. Но, с другой стороны, в этой неправде был смысл. Не станешь же рассказывать всякому встречному о своем горе.

             - Да, - ответил он. – Меня действительно нашли на улице. Я бездомный сирота.

            Директриса с сомнением посмотрела на чистую одежду Огрона. Он выглядел довольно ухоженно и явно не смахивал на бездомного сироту.

             - Ты уверен? – спросила она.

            Огрон вспомнил один из уроков матери – ты всегда прав, просто нужно доказать это остальным. Он решил проверить этот совет на практике и, сделав самое жалобное выражение лица, посмотрел на директрису.

             - Я говорю чистую правду, мэм, - заговорил он, придав голосу жалостливое звучание. – У меня нет ни дома, ни родителей, они умерли так давно, что я и забыл, кто они были и как их звали. Я раньше прятался в старых бараках, а теперь меня выгнали оттуда, и я сплю на улице. Не выгоняйте меня, мэм, мне совсем негде жить!

            Хотя из всей его речи правдой были только последние слова, Огрон говорил настолько убедительно, что директриса едва не разрыдалась.

             - Я ни за что не выгоню тебя на улицу, Огрон! – воскликнула она, обняв мальчика. – Теперь это твой дом, здесь ты в безопасности!

             - О, благодарю вас, мэм! – радостно проговорил он, в очередной раз убедившись в своих способностях. – Я буду хорошим мальчиком, я обещаю!

             - Иди же, можешь пойти в свою комнату, - взволнованно сказала директриса, все еще находясь под впечатлением от рассказа. – Кажется, на третьем этаже в 133 комнате живет Гантлос… Можешь поселиться с ним, думаю, он будет не против… - Жестом она попросила его уйти, и он с облегчением вышел из ее кабинета, однако направился не в указанную комнату, а пошел и закрылся в туалете. Весь гнев, который накопился у него за последние два дня, норовил излиться наружу, и тот, кто тогда увидел бы Огрона, наверняка испугался бы до полусмерти. Он был в ярости на всех: на полицию, хладнокровно передавшую его в руки жадной до денег комиссии, на лживых членов этой комиссии, на хорошую погоду, совершенно неуместную в такой ужасный день, и на судьбу, так жестоко с ним поступившую. «Они обошлись со мной как с вещью! – кричал про себя Огрон. – Теперь все, что мои родители накопили за всю свою жизнь, попадет в руки этих мерзавцев!» Мальчик хорошо знал, что состояние его родителей исчислялось миллионами, и справедливо негодовал, что его так беззаконно отстранили от этого. «Папа бы никогда не допустил этого, - думал он, - он бы убил их за такое!» Внезапно простая мысль пришла в его воспаленный мозг. «Я должен отомстить! – догадался он. – Когда я стану сильным и могущественным, они поплатятся за свою жестокость, поплатятся… жизнью» На лице мальчика появилась злобная улыбка. Мысль о мести успокаивала его. Однако, четко осознав свою вторую главную цель, он тут же подумал, что для этого придется изрядно потрудиться. Теперь, когда он оказался лишен средств к существованию и потерял все свое наследство, оставался единственный путь к могуществу – магия. Опыт с директрисой убедил его в том, что он владеет сильным волшебством, но недостаточным для того, чтобы стать великим. Нужно было многому научиться, и вот тогда… Впрочем, Огрон об этом не думал. Выйдя из туалета, он, уже совершенно спокойный, направился в комнату, в которой его поселила директриса. Войдя туда, Огрон, быстро осмотрев небольшую комнату, увидел довольно крепкого парня с короткими светлыми волосами, чуть постарше его. «Очевидно, это мой сосед» - подумал Огрон, подходя к нему.

             - Привет, ты Гантлос? – со спокойной улыбкой спросил он. У мальчика никогда не было проблем с общением, застенчивостью он не отличался.

             - Да, и что? – поинтересовался собеседник. Хотя он выглядел миролюбиво, у Огрона возникло ощущение, что соседу он не понравился, но это его ничуть не испугало.

             - Меня зовут Огрон, - представился он. – Миссис Грегсон сказала, чтобы я поселился с тобой в этой комнате, ты не против?

             - Нет, конечно, располагайся! – Гантлос указал рукой на кровать у окна. – Будешь спать здесь, согласен?

             - Разумеется! – широко улыбнулся Огрон, растянувшись на этой кровати. Гантлос с любопытством посмотрел на него.

             - Я тебя раньше не видел, - сказал он. – Ты новенький?

             - Ага, - Огрон уставился в потолок. – Меня сегодня подобрали на улице.

             - Да ну? – Гантлос нахмурился. – Что-то ты непохож на бездомного.

            Огрон уже привычно посмотрел ему в глаза и, вложив энергию в каждое слово, сказал:

             - Говорю тебе, я сирота, жил там, куда добрые люди пустят.

            Гантлос, тоже смотревший ему в глаза, усмехнулся:

             - Не верю! – и зевнул.

            «Неужели мои силы на него не действуют? – ошарашенно думал Огрон. – Странно, ведь я не чувствую в нем магию…»

             - А, впрочем, - прибавил Гантлос, - не хочешь говорить, что с тобой произошло, не говори. У всех своя история, у многих нелицеприятная, это уж как случилось. – Он почему-то вздохнул. – Ты не стесняйся, живи в свое удовольствие, только не шуми слишком много. Я привык жить в тишине и одиночестве, сам понимаешь.

             - Конечно, - рассеянно проговорил Огрон, все еще удивляясь. Гантлос оказался первым человеком, не поддавшимся его обаянию. «Надо поработать над собой» - подумал Огрон, поворачиваясь на другой бок.

            Вечером Гантлос познакомил его со своими приятелями – застенчивым Думаном и поэтически настроенным Анаганом. От обоих Огрон был не восторге – женоподобный Анаган то и дело томно вздыхал, размышляя о возвышенном, а Думан, казалось, вообще боялся раскрыть рот без одобрения Гантлоса, хотя тот совершенно не давил на него. Они вдвоем выглядели довольно устойчивой компанией, хотя были похожи друг на друга, как слон и канарейка. Анаган же сознательно отделял себя от них, демонстрируя то ли излишнюю скромность, то ли артистические замашки (а, может, и то и другое). Однако, несмотря на все их недостатки, Огрон, увидев их, сразу понял, что он сможет влиться в их команду, сплотить их и стать единоличным лидером, заняв место Гантлоса. Не то чтобы старший из друзей был лидером компании, скорее связующим звеном (хотя Анагана он, судя по всему, тоже недолюбливал), но Огрон привык везде быть первым и, не задумываясь, стал именовать их сборище «я и они». Общение с другими воспитанниками ему давалось легко, поскольку он не стеснялся применять свои силы, никогда не подводившие его. С троицей друзей он был преимущественно искренен (то есть не говорил все, что думал, но не говорил того, что не думал), давая себе передышку между заклинаниями, но с ними отношения у него складывались не слишком хорошо. Анаган его раздражал, Думана было невозможно разговорить, Гантлос, хотя и вызывал куда меньше отрицательных эмоций, чем они, выводил из себя амбициозного Огрона тем, что единственный осмеливался ему перечить и, как назло, совершенно не подчинялся его магии. Но Огрон не решался с ним конфликтовать, побаиваясь его железных мышц и значительно уступая ему по физической силе. Зато с остальными у него проблем не было: взрослые беспрекословно подчинялись его просьбам-требованиям и считали его чудным мальчиком, сверстники относились нейтрально, хотя при случае он мог убедить их в своей правоте, заставив их согласиться с тем, что они всегда считали глупостью, и всегда достойно давал отпор обидчикам, так разговаривая с ними, что им самим становилось стыдно. Однако ему, в общем-то, было на это наплевать. Огрон был томим мыслью о мести, ставшей для него главной целью и распространившейся не только на его обидчиков, но и на всех людей и магических существ. Он считал их виновными по определению, по причине одного их существования, и месть им, по его мнению, была его долгом чести, а свою честь Огрон ставил высоко. Так он и жил, не теряя уверенности в себе и в том, что однажды он станет тем, кем всегда мечтал.

            Анаган, которого мы оставили на балкончике, тем временем сидел и пытался написать какое-нибудь стихотворение, но вдохновение, как назло, решило не навещать его в этот день. Тщетно юноша пытался найти что-то, что могло бы воодушевить его, но ни мрачный серый пейзаж во дворе, ни угасающий запах озона, ни тишина вокруг не могли вдохновить юного поэта. Тогда он решил немного поразмышлять о прошлом, но, чем дальше он углублялся в воспоминания, тем меньше ему хотелось сочинять. На глазах у него появились слезы, и, узнав его историю, вы найдете объяснение таким сильным эмоциям.

            Мать Анагана, молодая девушка по имени Клэр, родилась в семье образованных, но бедных людей. Воспитываясь в духе строгой морали, девушка, однако, сознавала, что семья ее влачит жалкое существование, которое уготовано и ей. Судьба не обманула ее. Клэр, окончив школу, не могла поступить в высшее учебное заведение по причине ухудшения положения семьи и решила искать работу. Однако ни для кого не секрет, что девушка без образования или связей, даже красивая, умная и начитанная, не сможет заняться никаким более или менее благовидным делом. Съехав от родителей, чтобы не обременять их еще больше, Клэр, не найдя иного выхода, вынуждена была зарабатывать на жизнь проституцией. Она ненавидела свою «работу», но знала, что больше никак прокормить себя и родителей не сможет, и терпела. Бедная девушка была уверена, что долго не протянет, но судьба однажды смягчилась над ней и послала небольшой подарок.

            Однажды поздним вечером Клэр, как и всегда, стояла у шоссе в ожидании клиентов. Был довольно холодный вечер, люди редко появлялись на улице, но девушка и ее товарки не могли себе позволить упустить шанс заработать немного денег, и поэтому привыкли к капризам погоды. Клэр, отчаявшись дождаться кого-то, засобиралась домой, но вдруг проходивший мимо человек привлек ее внимание. Он медленно шел, засунув руки в карманы, низко опустив голову и не оборачиваясь. «Наверняка у него случилось горе» - подумала девушка и, не обращая внимания на хихиканье проституток, пошла за ним. Заметив, что она идет за ним по пятам, незнакомец обернулся. Это оказался довольно симпатичный мужчина, смуглый, лет тридцати на вид, с темными волосами и печальными карими глазами.

             - Зачем вы идете за мной? – мрачно спросил он.

             - У вас, должно быть, случилось несчастье. Вам помочь? – спросила Клэр.

            Незнакомец печально улыбнулся.

             - Благодарю вас за участие, - сказал он, - я не думал, что люди в наше время способны переживать за других. Но, увы, я не смогу расплатиться с вами, а вам наверняка нужны деньги. Идите своей дорогой, девушка, и пусть вам повезет. – Он хотел было уйти, но Клэр остановила его, взяв за руку.

             - Мне не нужны деньги, - отчетливо сказала она. – Но вам, кажется, нужна помощь. Что с вами произошло?

            Вздохнув, незнакомец принялся рассказывать ей свою обыденную историю. Его звали Йохан, он работал клерком в какой-то конторе, жил на грошовую зарплату, да еще и грозил попасть под сокращение штата. Девушке стало его жаль, она ведь хорошо знала, что такое материальные трудности. Внезапно несчастливый клерк остановился и внимательно посмотрел на нее.

             - И все-таки я не могу понять, почему вам интересна моя судьба? – спросил он. – Ведь вы знаете, что денег у меня нет.

             - Я… делаю это не ради денег… - пробормотала Клэр. Не могла же она сказать ему, что он ей понравился. – Вы… вы позволите мне пойти с вами? Я только провожу вас…

            Йохан с улыбкой согласился, ему тоже было дорого внимание этой необыкновенной девушки. Клэр осталась у него на ночь, и наутро они твердо решили никогда не расставаться. После весьма скромной свадьбы Клэр бросила свою профессию, как и обещала мужу. Однако, несмотря на значительные финансовые проблемы, они были счастливы. Йохан был на седьмом небе от счастья, когда Клэр родила мальчика, которого назвали Анаганом. Ребенок оказался способным и, едва научившись говорить, стал рифмовать слова, уже в три года он научился читать. Счастливая мать пребывала в полной уверенности, что он станет известным поэтом. Даже у Йохана дела пошли в гору, и на какое-то время в семье воцарился покой, однако их радость была недолгой.

            Началось все с убийства главы семьи. В Магиксе произошла очередная перестрелка (а в те времена они были довольно частыми), и отец Анагана погиб от случайной пули (возможно, не совсем случайной, но уж точно не спровоцированной им самим). Мальчику, оставшемуся без отца, тогда было только три года. Снова оставшись без средств к существованию, Клэр была вынуждена вернуться на панель. Товарки кое-как помогали ей материально, как и всем проституткам, имевшим детей, но и этого хватало с трудом. Ситуация довольно частая, но от других ее отличали отношения самой Клэр с сыном. Она, как только мальчик немного подрос, честно рассказала ему, каким способом зарабатывает деньги. Девушка никогда не считала себя хорошей матерью, но пыталась быть с сыном максимально откровенной, и Анаган, в отличие от многих детей, ценил это. Он считал свою мать настоящей героиней, которая в одиночку воспитывает его, и искренне любил ее, пытаясь никогда не разочаровывать. У него действительно были поэтические наклонности, и он часто сочинял стихотворения, многие из которых посвящал матери. Читая написанные неровным детским почерком строки, Клэр плакала от счастья, радуясь, что у нее такой замечательный и понимающий сын. Однако судьба, видимо, решила поиздеваться над бедной женщиной и подкинула ей еще один удар. Один из богатых клиентов так грубо насмехался над ней, что Клэр не выдержала и, залепив ему пощечину, покинула его дом и навсегда бросила проституцию, окончательно потеряв единственный источник дохода. Хотя подруги продолжали помогать ей, этого едва хватало на еду. Женщина должна была принять важное, но горькое решение – отдать сына на воспитание в приют. «Там, по крайней мере, он будет сыт и одет» - думала она. Клэр долго не решалась поговорить с сыном, но наконец, набравшись смелости, позвала его. Мальчик тут же прибежал на зов, испугавшись взволнованного вида матери.

             - Милый Анаган, - печально-ласково начала женщина, взяв его за руки, - ты знаешь, у нас стало совсем плохо с деньгами.

             - Да, мама, - ответил он, думая, что сейчас она опять попросит его отказаться от покупки новой игрушки. «Это не страшно, - думал он, - но почему мама так волнуется?»

             - Ты не понял… - у Клэр дрогнул голос. – У нас не хватает денег даже на еду… Мне стыдно перед тобой, мой мальчик – Она всхлипнула, не сумев перебороть себя.

             - Не плачь, мама! – Анаган взволнованно придвинулся к ней поближе и обнял ее.

             - Мне стыдно и страшно говорить тебе это, но… - Женщина с трудом выговаривала слова. – Я ужасная мать, я не смогла прокормить собственного ребенка… Милый мой… У нас совсем нет денег. Я вынуждена отдать тебя в приют… Чтобы ты хотя бы жил по-человечески…

            Анаган страшно испугался. Он никогда не расставался с матерью дольше чем на несколько дней, а тут вдруг покинет ее навсегда…

             - Я хочу остаться с тобой! – Мальчик с плачем прижался к ней. Клэр, тоже не сдерживая слез, крепко обняла его.

             - Я тоже хочу этого, милый, - шептала она, покрывая его поцелуями, - но у нас нет другого выхода. Если ты останешься со мной, то умрешь с голоду…

             - Значит, - проговорил мальчик сквозь слезы, - ты хочешь, чтобы я был сытым, а сама тогда… Нет, мама, ты никогда не умрешь! – пылко воскликнул он, обнимая ее. – Я… я готов отправиться в приют, только обещай мне, что ты будешь здорова!

             - Обещаю, милый, я обещаю! – Клэр снова обняла сына. Чудный, милый, замечательный мальчик, он все понял!

            На следующий день Клэр с тяжелым сердцем отвела сына в приют. Чуткая миссис Грегсон выслушала всю историю бедной женщины и понимающе кивнула.

             - Ваш мальчик будет в порядке, я за это ручаюсь, - пообещала она.

            После разговора с директрисой Анаган с матерью сели на скамейку в коридоре. Клэр, снова расплакавшись, обняла сына и не хотела отпускать. Хотя он был уверен, что у мамы все наладится и она обязательно его заберет, женщина с болью осознавала, что прощается с сыном навсегда…

             - Я буду хорошим мальчиком, я обещаю! – увещевал ее Анаган, даже сквозь слезы не терявший надежды. – Мы обязательно увидимся снова, да?

            Женщина, плача, кивала. Впервые в жизни она не осмелилась сказать ребенку правду.

            Эту трогательную сцену прощания наблюдали уже знакомые нам Думан и Гантлос. Маленький, тогда еще только шестилетний Думан со вздохом проговорил:

             - Хорошо, когда тебя всегда кто-то любит. Правда, Гантлос?

            Старший мальчик молча кивнул. Думан, посмотрев на него, очень удивился. Выражение лица Гантлоса было обычным, только что-то было не так во взгляде. На мгновение Думану показалось, что в глазах у его друга слезы. Однако он сразу счел эту мысль нереальной и твердо убедил себя в том, что ему всего лишь показалось. Это было очень кстати для Гантлоса, который первый раз в жизни не смог справиться с собой… Глядя на эту сцену искренней любви сына и матери, мальчик остро чувствовал ревность к новому воспитаннику. Сам-то он никогда не знал, что такое материнская ласка…

             - Надо помочь ему освоиться, - вывел его из забытья голос Думана. Гантлос кивнул и, отвернувшись, быстро провел рукой по глазам. Ему не очень-то хотелось помогать этому «маменькиному сынку», но отказать Думану было выше его сил. Когда Клэр, расставшись с сыном, вышла из приюта, два друга подошли поближе к покинутому Анагану.

             - Добро пожаловать! – кисло улыбнулся Гантлос. Думан приветственно помахал рукой.

             - Здравствуйте, - робко произнес Анаган, шмыгнув носом.

             - Это грустно, когда приходится расставаться с родителями. Но здесь хорошо, мы поможем тебе освоиться, - радостно сказал Думан.

             - Спасибо. – Анаган утер слезы.

             - Как тебя зовут? – поинтересовался Думан.

             - Анаган, - тихо представился мальчик. – А вас?

             - Я Думан, - радостно воскликнул младший из друзей, - а это мой лучший друг Гантлос. – Названный мальчик снова улыбнулся, но уже более миролюбиво. «Немного снисхождения никогда не помешает» - думал он, быстро придя в себя после потрясения.

             - Рад познакомиться, - сказал Анаган. Безразлично осмотревшись вокруг, он спросил: - Давно вы здесь?

             - Два года, - ответил Думан.

             - Всю жизнь, - вздохнул Гантлос.

            «Ничего себе – всю жизнь! – подумал Анаган. – Вот почему он такой хмурый… Может, он и неплохой мальчик, но мне он почему-то не нравится…» Вслух же он сказал:

             - И как вам здесь живется?

             - Не так плохо, как могло быть, - усмехнулся Гантлос. – Все зря считают наш приют ужасным местом. Учителя и тетя Агата любят нас…

             - Кто такая тетя Агата? – удивился Анаган.

             - Миссис Агата Грегсон, наша директриса, - объяснил Думан. – Мы зовем ее «тетя Агата» по ее же просьбе.

             - Интересно… - пробормотал Анаган. Вдруг, вспомнив что-то, он повернулся к Думану: - Так, значит, ты Думан?

             - Да, - оторопело подтвердил мальчик, - а это плохо?

             - Нет-нет, - улыбнулся Анаган. – Просто миссис Грегсон… то есть тетя Агата сказала, что я буду жить в одной комнате с тобой. Ты не против?

             - Нет, конечно! – с улыбкой воскликнул Думан. – А чем ты любишь заниматься? – внезапно спросил он.

             - Ну… - Анаган запнулся. – Я… я пишу стихи.

             - Ой, как интересно! – воскликнул Думан. – А ты прочитаешь нам что-нибудь?

            Анаган помолчал немного и неуверенно продекламировал:

            В темном небе кружит снег

            Над растерянной толпой,

            Понимает человек –

            Не один он здесь живой.

            Как восторженен полет

            Над прохладой серых дней!...

            Вот снежинка нас зовет,

            Полетим и мы за ней!

             - Здорово! – воскликнул Думан. – У тебя талант!

             - Спасибо, - смущенно улыбнулся Анаган.

             - Да, - кивнул Гантлос, - хорошее стихотворение… - Внезапно он спросил: - А сколько тебе лет?

             - Восемь, - удивленно ответил Анаган. – А что?

             - Ничего себе, - пробормотал Гантлос, - в восемь лет писать такие стихи…

             - А я всегда думал, что мои стихи никому не нравятся… - вздохнул Анаган.

             - Ну как же так! – улыбнулся Думан. – Ты плохо к себе относишься!

             - Продолжай писать, - посоветовал Гантлос, - у тебя здорово получается. Тем более что из нашей компании ты первый поэт, - улыбнувшись, добавил он.

            Анаган был изумлен. Его приняли в компанию! А в этом он не сомневался, глядя на радостное лицо Думана и спокойную улыбку Гантлоса. Он тогда уже почувствовал, что они обязательно будут друзьями, и поначалу не отходил от них ни на шаг, восторженно делясь впечатлениями буквально обо всем. Правда, кое-что заставило его серьезно измениться, а случилось это где-то через месяц после его появления в приюте. Директриса зачем-то позвала его в свой кабинет. У хорошо знавшего ее Гантлоса появилось плохое предчувствие, и он, прихватив с собой Думана, решил подождать Анагана у ее кабинета и, если получится, немного подслушать их разговор.

             - Вы хотели меня видеть, ми… то есть тетя Агата? – спросил Анаган, войдя в кабинет.

             - Да, Анаган, - печально вздохнула директриса. – У меня плохие новости. Звонила Бланш, подруга твоей матери…

            Мальчик встревожился. С чего бы Бланш будет беспокоить незнакомого человека?

             - Мне тяжело говорить тебе это, мой мальчик, - тихо сказала Агата, - но… Твоя мама… она умерла.

            Анаган застыл на месте. Страшная мысль о том, что мама может умереть, не приходила ему в голову… Он затрясся, его внезапно одолел сильный озноб, он как будто почувствовал на себе могильный холод. Директриса обняла его, пытаясь унять эту дрожь, но безуспешно. Мальчик смотрел поверх нее и не чувствовал ее прикосновений, из его глаз лились слезы. Решив, что пора вмешаться, в кабинет после деликатного стука вошел Гантлос и за ним Думан. Увидев Анагана в таком состоянии, они поняли все без слов. Обнимая безутешного мальчика за плечи, миссис Грегсон чуть слышно говорила:

             - Бланш сказала, что похороны назначили на завтра. Ты можешь…

             - Я обязательно пойду, - отчетливо сказал Анаган, выпрямляясь. – Только скажите… - он сквозь слезы посмотрел на директрису, – от чего она умерла?

            Миссис Грегсон потрясенно молчала, не зная, как сказать ему правду.

             - Она… не выдержала жизни без тебя, - наконец промолвила она. – Тем более она отказалась от всякой материальной помощи подруг, и голод добил ее…

            Анаган, плохо соображая, что он делает, заметался по комнате. Наконец он врезался в Гантлоса, и тот осторожно обнял его. Думан тоже подошел поближе и принялся поглаживать рыдающего Анагана по спине.

             - Лучше бы тебе пойти с ним, Гантлос, - обеспокоенно заявила директриса.

             - Я сделаю, как вы говорите, тетя Агата, - ответил он, не отпуская Анагана.

             - Я тоже хочу с тобой! – воскликнул Думан. Гантлос, освободив одну руку, с улыбкой потрепал Думана по голове.

             - Там будет совсем не весело, Думан, - сказал он, не прекращая успокаивать Анагана. – Это же все-таки похороны…

             - Все равно хочу с тобой! – капризно повторил Думан. Директриса улыбнулась:

             - Он так привязан к тебе…

             - Чем больше привязываешься к человеку, тем больше оберегаешь его от своих или чужих страданий, - улыбнулся Гантлос. Миссис Грегсон внезапно замолчала.

             - Так, значит, - подытожила она совсем другим, похолодевшим тоном, - завтра вы вдвоем будете на похоронах. Я пойду с вами.

             - А как же я? – удивился Думан. Директриса повернулась к нему:

             - А ты останешься здесь, - сказала она ему. – Ты еще слишком мал, чтобы ездить на похороны, Думан.

             - Но я не хочу быть один! – плаксиво сказал он.

             - Твои друзья быстро вернутся, - отрезала Агата. – А теперь можете идти и помогите Анагану, он еще слишком слаб.

            Гантлос осторожно вывел Анагана из кабинета, помрачневший Думан поспешил за ними. А директриса, оставшись в одиночестве, еще долго вздыхала о несчастной судьбе бедного мальчика. «Право же, он не достоин такой участи» - думала она, правда, совсем не об Анагане…

            На следующий день, как и сказала миссис Грегсон, состоялись похороны. Они были весьма скромными, на них едва ли присутствовало десять человек. За простым, не обремененным украшениями гробом шел Анаган, сопровождаемый Гантлосом, сзади них директриса и другие. Осиротевший мальчик едва переставлял ноги, а когда об умершей читали речь, он трясся от боли и страха, и Гантлос ни на секунду не отходил от него, готовый в любой момент прийти на помощь. Когда гроб опустили в яму и Анаган положил на него скромный букетик лилий, он должен был первым бросить туда горсть земли. Неуверенно взяв немного земли, он вдруг взял руку Гантлоса и переложил землю туда.

             - Я не могу, - едва слышно сказал он.

            Гантлос все понял. Он бросил землю первым, затем добавил горсть от себя и тут же увел Анагана подальше, чтобы он не видел, как деревянный ящик скрывается под землей. Директриса же дождалась официального конца ритуала и собиралась забрать мальчиков,  ожидавших ее около старого склепа. Подходя к ним, она услышала обрывок их разговора:

              - Как ты не понимаешь! – почти кричал Анаган в истерике. – Она ждет меня, она приходила ко мне во сне и звала с собой!

              - А ты не подумал о том, что ты кому-то дорог и здесь? – ответил Гантлос. – Ты обещал своей матери, что будешь хорошим мальчиком, разве ей понравится, что ты нарушил свое обещание?

             - Но я не смогу жить без нее! – Анаган снова зарыдал. – Мне так одиноко без мамы…

             - Знал бы ты, как мне порой бывало одиноко… - чуть слышно промолвил Гантлос. Анаган удивленно обернулся. И правда, на что ему жаловаться, если он потерял мать всего несколько дней назад, а кто-то рос один всю свою жизнь? Он неуверенно подошел к Гантлосу и сел рядом с ним.

             - Ты думаешь, я справлюсь? – сквозь слезы пробормотал он.

             - Конечно, справишься, - Гантлос обнял рыдающего товарища, радуясь, что тот наконец успокоился. – И твоя мама обязательно будет гордиться тобой, я уверен.

            Хотя после этих слов Анаган продолжал плакать, в душе он действительно успокоился. «Он прав, - думал мальчик, - мама должна мной гордиться, я не могу ее разочаровать!» И после этого он почувствовал какое-то облегчение. Он и сам не хотел умирать, даже для того, чтобы воссоединиться с мамой, а тут его проблема разрешилась сама собой. Окончательно успокоившийся мальчик поближе прижался к все еще обнимавшему его Гантлосу, который смотрел куда-то вдаль взглядом, полным печали. Он так и не смог привыкнуть к новому воспитаннику, и, несмотря на все сочувствие, которое он испытывал к Анагану, ревность продолжала оставаться в его душе и никогда не выветрилась до конца. Тем временем директриса наблюдала за ними и, услышав этот разговор, прослезилась. Мудрые слова, сказанные ее самым драгоценным воспитанником, стояли у женщины в ушах, звуча почти как проклятие. Она не заметила, что оба мальчика подошли к ней.

             - Тетя Агата, вам плохо? – обеспокоенно спросил Гантлос.

             - Нет-нет, - махнула рукой директриса, - я всегда плачу на похоронах… Идемте же, нам нужно возвращаться обратно в приют. – Ее слова были искренней ложью, сама процедура чьих бы то ни было похорон никогда не трогала ее до глубины души. Но истинная причина ее слез должна была остаться в секрете, и женщина, усилием воли заставив себя успокоиться, отвела мальчиков в приют и старалась больше не вспоминать об этом.

            После смерти матери Анаган сильно изменился. Будучи и раньше не слишком общительным, он еще больше замкнулся в себе, так и не подружившись ни с кем по-настоящему. Думан и Гантлос оставались только его компанией и публикой, которой он зачитывал стихи – он не бросил своей привычки. Более того, творчество стало его отдушиной от мирских проблем, а их у него, надо сказать, было предостаточно. Анаган был довольно рассеянным и из-за этого постоянно попадал в неловкие ситуации: то поскользнется на ровном месте, то не выучит урок просто потому, что забыл о его существовании, он даже носки умудрялся каждый раз надевать разного цвета. Этому имиджу рассеянного парня способствовала также его прическа, состоявшая из шапки темно-каштановых кудрей и отлично дополнявшая поэтический образ мальчика. Гантлос иногда подтрунивал над ним, но очень осторожно, потому что Анаган отличался редкой обидчивостью и даже злопамятностью. Не то чтобы Гантлос боялся его, просто он не хотел наживать себе врагов, даже столь, по его мнению, малоопасных. После того, как в приюте появился Огрон, он тоже стал посмеиваться над Анаганом. Причина этого была проста – они с Гантлосом были донельзя далеки от романтических образов, так возлюбленных юношей-поэтом. Думан больше понимал его, однако, как мы уже знаем, у них общение тоже не складывалось, и Анаган почти все свободное время проводил в одиночестве. Но ему это было не в тягость – он тоже не слишком дорожил своей публикой, уверенный, как и все поэты, в собственной гениальности, и был только рад лишний раз остаться наедине с собой. К урокам Анаган относился достаточно презрительно и из учителей восторгался только Джоанной Лилит, преподававшей у них литературу. Эта молодая девушка, всегда по-деловому одетая и носившая огромные очки, была, однако, очень живой, непосредственной и также немного рассеянной, напоминая этим его самого. С ней Анаган мог разговаривать часами и даже давал ей почитать свои стихи, которыми девушка по-детски восторгалась и называла чудесными, даже если юноша по своей любимой привычке писал крайне депрессивные вещи. В целом Анаган был не слишком доволен своей жизнью, но все, что ему оставалось делать, это иногда вот так сидеть на балкончике и размышлять о бренности всего сущего… Вот и теперь он, заразмышлявшись, чуть не забыл об ужине и, опомнившись, вскочил и пулей побежал в столовую, где его уже ждали друзья.

             - Опять опоздал, - хихикнул Огрон, глядя на запыхавшегося Анагана. – Зато ты очень быстро бегаешь, не поделишься секретом, как тебе это удается?

            Анаган не ответил на наглое, по его мнению, издевательство и молча встал в очередь за остальными. Огрон тем временем с победительным видом продефилировал к поварихе, держа в руках поднос.

             - Добрый вечер, - сладко улыбнулся он. – Чем вы побалуете нас сегодня?

             - Капустный салат, макароны с котлетой и чай, - ответила миссис Блэйкхем, кормившая воспитанников приюта уже много лет и знавшая всех мальчишек в лицо.

             - Хм… Салат и чай, пожалуйста, - попросил Огрон.

             - Маловато, - улыбнулась повариха. – Ты что, на диете?

             - Почти, - кивнул Огрон. – На ночь много есть нельзя. – Он внимательно посмотрел на нее. – Мне не нужно больше того, что я назвал, - отчетливо произнес он, «включив» обаяние. Не выдержав такого напора, миссис Блэйкхем сдалась.

             - Как хочешь, Огрон, - с улыбкой сказала она. Спутники Огрона обменялись хмурыми взглядами. «Кто бы сомневался» - как будто говорили они. Огрон тем временем взял свой заказ и спокойно прошествовал к столику, где обычно сидели они с друзьями. К поварихе подошел Думан.

             - А ты что будешь, Думан? – ласково поинтересовалась миссис Блэйкхем, уже размягченная Огроном.

             - Дайте, пожалуйста… все, кроме котлет, - неуверенно попросил Думан.

             - Зря ты мясо не ешь, тебе надо сил набираться, - улыбнулась повариха, но спорить не стала и передала мальчику его заказ.

             - Спасибо, - тихонечко сказал Думан и направился к вышеупомянутому столику. Его место рядом с поварихой занял Гантлос.

             - Здравствуйте, миссис Блэйкхем! – улыбнулся он, ставя перед ней поднос. – Как ваши дела?

             - Здравствуй, Гантлос, - улыбнулась она в ответ. – Сам видишь – кружусь, как белка в колесе – вас много, а я одна…

             - Ничего-ничего, - махнул рукой юноша. – Вы же знаете, я могу подождать.

             - Тебе как всегда? – спросила женщина, щедро зачерпывая ложкой капустный салат. Гантлос кивнул.

             - Я рада, что хоть кому-то здесь нравится моя стряпня, - улыбнулась повариха.

             - Вы чудесно готовите, миссис Блэйкхем, как же ваши блюда могут не нравиться? – удивился юноша.

             - Ах ты, льстец! – Повариха с улыбкой щелкнула его по носу.

             - Благодарю вас, миссис Блэйкхем! – Гантлос взял щедро заставленный едой поднос.

             - Ну иди, иди, - с улыбкой сказала женщина. Этот юноша нравился ей больше остальных, и не только потому, что всегда съедал все без остатка. Тем временем к ней подошел Анаган.

             - Что тебе, Анаган? – спросила уже окончательно умиротворенная повариха.

             - Если это вас не сильно затруднит… - несмело проговорил Анаган. Он с исключительным уважением относился к женскому труду, помня непростую судьбу матери, и старался лишний раз никого не обременять.

             - Я слушаю, - улыбнулась миссис Блэйкхем.

             - Тогда… дайте, пожалуйста, все, кроме капусты, - попросил Анаган и, получив требуемое, тихо сказал «Вы очень любезны, мэм» и направился к знакомому столику, где остальные уже приступили к трапезе.

              - Ну что, ты опять самоотверженно сидишь на диете? – усмехнулся Гантлос, глядя на мирно ковыряющего салатик Огрона. Тот снисходительно улыбнулся. Он не собирался снисходить до объяснения, что благодаря своей непривередливости в быту может вообще обходиться без еды, а в столовой питается так, из вежливости. И чтобы никто не думал, что у него связи в потустороннем мире. Поэтому Огрон отделался своей любимой отговоркой:

             - Не хочу до времени испортить фигуру, - с улыбкой ответил он. Отчасти это было правдой, юноша действительно уделял значительное внимание своей внешности.

             - Если ты хотя бы раз в день нормально поешь, это никак на твоей фигуре не скажется, - парировал Гантлос, с наслаждением поглощая макароны. Огрон посмотрел на него с сочувственным снисхождением.

             - В отличие от некоторых, - назидательно произнес он, - я не хочу в один прекрасный день не пролезть в дверь. – Он насмешливо улыбнулся. Хотя никаких проблем с фигурой у Гантлоса не было, Огрон обожал его доводить постоянными упреками в хорошем аппетите. Правда, довести его было почти невозможно, по крайней мере, у Огрона ни разу не получилось.

             - По крайней мере, я не питаюсь по-женски, - усмехнулся Гантлос. Он тоже не отказывал себе в удовольствии немного поиздеваться над Огроном, а любимым поводом для насмешек у него всегда была огроновская женственность, выражавшаяся, надо сказать, не только в еде. Своим стилем одежды (а, как правило, он был одет в светлую майку без рукавов, коротенькие джинсовые шортики, белые гольфы и серые полуботинки типа кроссовок), прической из достаточно длинных ярко-рыжих, почти красных волос, всяким отсутствием мальчишеской задиристости и кошачьими повадками Огрон действительно напоминал скорее девочку, чем мальчика. В глубине души, конечно, женственностью и не пахло, но внешних признаков было вполне достаточно, чтобы подарить Гантлосу возможность сделать несколько иронических замечаний. Огрон не противился этому, их ежедневная полемика по поводу странностей друг друга уже вошла у обоих в привычку.

             - Лучше питаться по-женски, чем нажираться по-мужски, - язвительно проговорил Огрон. – Ты не замечал, что девушкам больше нравятся стройные парни, чем качки?

             - Твоя стройность доведет тебя до анорексии, модель недоделанная, - преспокойно отвесил ему очередной комплимент Гантлос. – И потом, я не ориентируюсь на девушек.

             - Оно и видно, - хихикнул Огрон. – Ни одна уважающая себя девушка не станет знакомиться с вышибалой, к которому и приблизиться-то страшно – убьет и не заметит…

            Анаган печально вздохнул. Ему категорически не нравились их споры, но он боялся вмешаться и вынужден был это выслушивать. Ему и в голову не могло прийти, что Огрон и Гантлос таким способом просто-напросто расслабляются, выпуская весь свой цинизм друг на друга, юноше казалось, что это вековая вражда их поколений, предначертанная небесами… Тем временем «вековые враги» с наслаждением улыбались и продолжали обвинять друг друга хотя бы в одном смертном грехе.

             - Я думаю, что девушке будет более приятно познакомиться с вышибалой, который сможет защитить ее, чем с себе подобной, что при любом удобном случае прячется за чьи-нибудь широкие спины, - усмехнулся Гантлос.

             - Это ты на меня намекаешь?

             - Ну а на кого же еще? – Гантлос широко улыбнулся. – Кто у нас, как фея, носит длинные волосы и короткие брюки?

             - Я тебе не фея, - спокойно улыбнулся Огрон, отпив глоток чая. – А ты наверняка в специалисты метишь, чтобы поигрывать мускулами и размахивать мечом?

             - Зачем нужен меч, - удивился Гантлос, - если кулаком можно ударить намного точнее и сильнее?

             - Фу, как грубо, - поморщился Огрон. – Сразу видно – настоящий вышибала: лишь бы кому-нибудь надавать по морде.

             - Если бы я был вышибалой, - сладко улыбнулся Гантлос, - то прежде всего я надавал бы по морде тебе. Хотя… - тут он громко вздохнул, - бить женщин, увы, нельзя…

             - Вы только посмотрите на этого рыцаря! – расхохотался Огрон. – Какое великодушие! Он борется с искушением меня побить! Попробуй, посмотрим, что у тебя получится!

             - Сказал же, с девчонками не дерусь, - ответил юноша, зевнув. Внезапно Огрона это раззадорило.

             - Давай, не бойся! – воскликнул он, зная, что Гантлос не посмеет его ударить.

            Внезапно раздался смачный звук удара, заставивший начавшего было засыпать Анагана испуганно подскочить на месте. Он огляделся по сторонам в поисках полуживого Огрона, но, к своему удивлению, обнаружил, что тот невредим. До юноши не сразу дошло, что драка началась не за их столиком. Оказывается, группа старших воспитанников что-то не поделила с подобной группой, и между ними завязалась масштабная потасовка. В ход пошли кулаки, остатки еды, посуда, стулья и прочие обиходные вещи. Дурной пример, как известно, заразителен, и вскоре к драке присоединились почти все, кто в этот момент был в столовой, за исключением вышедшей и не видевшей этого кошмара миссис Блэйкхем и наших четверых друзей. Анагана чрезвычайно вдохновили бранные крики, то и дело доносившиеся из разных концов столовой, и юноша, достав всегда находящиеся при нем листки и карандаш, принялся сочинять сагу о битве сил Тьмы против Света. Время от времени поглядывая на дерущихся, он подыскивал красочные эпитеты и на основе впечатлений продолжал творить. Думан, как и все время раньше, просто молча ел и, казалось, не слышал криков и полета еды и стульев. Что же касается Огрона и Гантлоса, то они, моментально забыв о намерении довести друг друга до белого каления, с интересом принялись наблюдать за дракой.

             - Эх… - вздохнул Гантлос, восхищенно глядя на врезающегося головой в стол мальчишку. – Красиво летел…

             - Да… - Огрон, ни на секунду не переставая наблюдать за побоищем, с наслаждением отпил чая. – А вон… смотри, какая бойня! – Последние слова были направлены в адрес двух дерущихся хулиганов неподалеку от них. – Вон тот парень в желтой майке неплохо дерется!

             - Я бы его соперника уложил апперкотом… - задумчиво пробормотал Гантлос. – Но и мощного хука слева будет достаточно.

             - А я бы подставил подножку, - предположил Огрон, - и он бы тогда врезался в стену!

             - Тоже вариант, - согласился Гантлос. – Но он, кажется, не сработает… - Юноши удивленно увидели, как их фаворит в желтой майке, получив мощный пинок, пролетел пару метров и приземлился на стол, угодив лицом прямо в капустный салат.

             - Слава так недолговечна… - вздохнул Огрон.

             - Увы, - развел руками Гантлос. – Но у нас есть еще много дерущихся!

            И они принялись с восторгом наблюдать за очередной группой толкающихся, дерущихся и катающихся по полу мальчишек. Внезапно они услышали недалеко от себя подозрительный звук и последовавшее за ним ойканье и обернулись. Оказывается, один из снарядов-котлет угодил прямо в голову Думану, на что тот сильно надулся и сидел, обиженно вытирая жир с волос. Гантлос нахмурился, угрожающе поднялся и направился к обидчику, которым оказался какой-то мальчишка чуть помладше его самого. Увидев надвигающуюся на него грозную фигуру Гантлоса, парень страшно испугался и, лепеча «Я нечаянно…», пятился назад, но это было абсолютно бесполезно. Ничуть не напрягаясь, Гантлос преспокойно дал мальчишке в челюсть, да так, что тот вылетел в окно, пробив стекло.

             - Никогда больше так не делай, понял? – назидательно произнес Гантлос ему вдогонку. Поднимаясь и отряхиваясь, парень судорожно кивнул.

             - Ну и славно, - ответил Гантлос и направился к Думану, чтобы помочь ему. В это время на шум прибежали миссис Блэйкхем и директриса.

             - Что здесь произошло?! Я требую объяснений! – крикнула директриса.

            Мальчишки единогласно показали на доблестную четверку и хором сказали: «Это все они начали!»

             - Так, - вздохнула директриса, показывая на них же, - вы четверо ко мне в кабинет. Все остальные быстро по кроватям!

             - Но до отбоя еще несколько часов! – несмело возразил кто-то.

             - Вы наказаны! – провозгласила миссис Грегсон. – В том, что никто не остановил драку, вы виноваты не меньше, чем те, кто ее начал! Но сначала помогите миссис Блэйкхем привести столовую в порядок после того, что вы здесь устроили.

             - А как же они? – воскликнул парень, получивший от Гантлоса прямой удар, показывая на четверых друзей. – Они виноваты больше нас!

             - Будьте уверены, их ждет особое наказание, - успокоила его Агата. – А теперь быстро принимайтесь за работу! Миссис Блэйкхем последит за вами, а я проверю результат позже.

            С этими словами она удалилась. Друзья со вздохом последовали за ней, оставив ворчащих воспитанников приводить столовую в божеский вид.

             - Итак, - совсем другим, не приказным тоном спросила миссис Грегсон, - я прекрасно понимаю, что из вас никто драку начать не мог. Скажите мне, кто ее начал?

            Все дружно молчали. Правда, не столько из чувства солидарности, сколько из-за элементарного незнания того, кто же на самом деле начал драку.

             - Понимаете, тетя Агата, - наконец несмело проговорил Думан, - наверное, это все из-за меня. Я не знаю, кто и почему начал драку, но после того, как кто-то, по ошибке или нет, запустил в меня котлетой, за меня вступился Гантлос…

             - Ябеда! – фыркнул Анаган.

             - И что же? – спросила директриса, медленно переводя взгляд на Гантлоса. – Что случилось потом?

            Гантлос вздохнул.

             - У меня не было другого выбора, тетя Агата, - сказал он. – Если кто-то обижает моих друзей, он получает по заслугам.

             - И что же ты с ним сделал? – поинтересовалась миссис Грегсон.

             - Я просто его ударил, - пожал плечами Гантлос, - всего один раз…

             - Но так, что он пробил собой окно, вылетая из столовой, - ехидно добавил Огрон.

             - Какой ужас! – всплеснула руками директриса. – Он же мог сломать себе что-нибудь!

             - Навряд ли, - махнул рукой Гантлос, - он парень крепкий…

             - Гантлос! – укоризненно вздохнула Агата. – Когда же ты наконец поймешь, что не все проблемы решаются силой?

             - Когда другие перестанут обижать моих друзей, - ответил юноша.

             - Рыцарь печального образа, - хмыкнул Огрон.

             - Нее, не похож, - помотал головой Анаган.

             - Ладно, - вздохнул Гантлос. – Вижу, что тут кругом виноват я. Тетя Агата, можете наказать меня, но все остальные, даже Огрон, тут ни при чем. – Огрон презрительно посмотрел на него. «Подумаешь!» - хмыкнул он про себя. Директриса улыбнулась.

             - Мальчики, - обратилась она к остальным троим, - выйдите, пожалуйста. А ты, Гантлос, останься, мне нужно с тобой поговорить.

            Язвительно хихикая, Огрон вывел из кабинета Думана и Анагана и под конец вышел сам, оставив Гантлоса наедине с миссис Грегсон.

             - Мальчик мой, - улыбнулась директриса, глядя на юношу, - я ценю твое желание помочь друзьям. Я знаю, что вы с Думаном давно дружите. Но, прошу тебя, не дерись с другими ребятами! Ты же заметно сильнее и можешь их покалечить!

             - Ну что поделать, если они сами напрашиваются! – вздохнул Гантлос.

             - Надо учиться решать проблемы мирно, - назидательно сообщила миссис Грегсон. – Не опускайся до их уровня!

             - Попробую, - мрачно сказал юноша, подперев рукой щеку. – Правда, мирный путь работает не во всех случаях…

             - Я думаю, ты меня понял, - подытожила директриса. – Можешь идти.

             - Я протестую! – внезапно улыбнулся Гантлос. Агата удивленно посмотрела на него. – Вы никогда не наказываете меня, тетя Агата! Это несправедливо, ведь в данном случае я виноват, и вы обещали всем меня наказать!

             - А тебе так этого хочется? – усмехнулась миссис Грегсон.

             - По крайней мере, это было бы справедливо, - ответил юноша.

             - Ладно… - задумалась директриса. – Что бы тебе такого сделать?... На двух верхних этажах давно не мыли окна, можешь заняться этим, - улыбнулась она. Гантлос кивнул.

             - Когда приступать? – с готовностью спросил он.

             - Можешь начинать сейчас, - ответила она. – Я все равно досрочно отправила всех спать, так что не думаю, что наверху будет много народу. Твои друзья, кстати, могут помочь тебе с уборкой…

             - Не думаю, что они горят желанием, - улыбнулся Гантлос, поднимаясь с места и направляясь к двери. – До свидания, тетя Агата!

            Директриса помахала ему рукой и, когда за ним закрылась дверь, счастливо улыбнулась. «Побольше бы таких воспитанников…» - с улыбкой думала она.

             - Ну, что она с тобой сделала? – с живейшим любопытством поинтересовался Огрон, когда Гантлос вышел из кабинета.

             - Да ничего особенного, - улыбнулся Гантлос. – Просто заставила помыть окна на верхних этажах, вот и все.

             - Не умеешь ты с женщинами договариваться, - с улыбкой покачал головой Огрон. – Мастер-класс тебе, что ли, устроить?

             - Каким образом? – спросил Гантлос, вместе с остальными поднимаясь по лестнице.

             - Да хоть завтра на уроке, - тут же предложил Огрон. – Завтра как раз первым уроком химия, так я ее специально не выучу, но сделаю так, что химичка не просто мне не поставит двойку, но еще и будет всем в пример ставить!

             - Это невозможно, - усмехнулся Гантлос. – Чтобы ответить по химии, тебе нужно хоть что-то по ней знать, без подготовки ты провалишься.

             - А вот и не провалюсь! – воскликнул Огрон. – Спорим?

             - Спорим, - уверенно согласился Гантлос. – На что?

             - Если я выиграю, а я выиграю, - преспокойно сообщил Огрон, - то ты должен будешь неделю есть то же, что и я. – Анаган хихикнул.

             - Хочешь посадить меня на диету? – расхохотался Гантлос. – Ладно, я согласен, это не смертельно, хоть я и уверен, что ты ни за что не выиграешь. А если ты проиграешь, - он дьявольски улыбнулся, - то ты будешь неделю заниматься спортом столько же, сколько и я.

             - Со штангой бегать не буду, - сразу же отмахнулся Огрон. – Она тяжелая.

             - Хорошо, - кивнул Гантлос, - без штанги, но все остальное в силе. Согласен?

             - Согласен! – воскликнул Огрон, и пари было заключено. Гантлос тем временем успел достать тряпку, губку и ведро с водой и, прихватив с собой весь этот арсенал, принялся, бойко насвистывая, драить первое окно.

             - Ладно, я пошел. Всем привет! – Огрон, не испытывая особого желания наблюдать за мытьем окон, помахал всем рукой и направился к себе в комнату.

             - А ты не боишься, что он выиграет? – осторожно спросил у Гантлоса Анаган. – Ты же знаешь, Огрон по-особому с людьми разговаривает и как-то заставляет ему подчиняться!

             - Я не думаю, что его обаяние настолько безгранично, - спокойно ответил Гантлос, не отрываясь от работы. – К тому же ты не участвуешь в споре и можешь за нас не волноваться.

            Анаган пожал плечами и ушел к себе. Он действительно ничуть не волновался, просто был склонен подвергать все сомнению. С Гантлосом остался Думан.

             - Гантлос? – осторожно позвал он.

             - Что такое, Думан? – безмятежно поинтересовался Гантлос.

             - Ты не сердишься на меня? – спросил Думан, глядя в пол. Его друг обернулся и с улыбкой посмотрел на него.

             - За что? – удивился он.

             - Ну… - Думан запнулся, - я же тебя выдал директрисе… Из-за меня ты наказан…

             - Ты просто сказал правду, - улыбнулся Гантлос. – А тетя Агата, кстати, не собиралась меня наказывать, я сам счел себя виноватым.

             - Почему? – Настала очередь Думана удивляться.

             - Как-то нечестно получается, я человека ударил и при этом ни в чем не виноват. Тем более меня очень давно не наказывали. Приключений захотелось, понимаешь? – усмехнулся Гантлос. Думан его не понял, но уходить не стал и спросил:

             - А можно я хотя бы помогу тебе?

             - Ну, если хочешь, - Гантлос пожал плечами и протянул ему губку. Думан подошел к соседнему окну и принялся вяло протирать его.

             - А зачем вы поспорили с Огроном? – внезапно спросил он.

             - Мне хочется увидеть его лицо, когда химичка при всем классе назовет его лентяем и поставит ему двойку, - улыбнулся Гантлос. – А что, неужели ты тоже думаешь, что у него есть шансы на победу?

             - Я не знаю, - пожал плечами Думан. – Он очень уверен в себе, а это, говорят, половина победы…

             - Я в себе тоже уверен, если тебя это беспокоит, - преспокойно ответил Гантлос. – Он же не маг какой-нибудь, так что вы с Анаганом можете не бояться. Хотя вам, в общем-то, и так переживать не за что…

             - А вдруг он выиграет, и тебе придется неделю почти не есть? – с неподдельным испугом спросил Думан. Гантлос усмехнулся и, встав с окна, подошел к другу и положил ему руку на плечо.

             - Я рад, что ты беспокоишься за меня, - сказал он. Его голос был наполнен теплотой. – Но даже если такое испытание выпадет на мою долю, в чем я сильно сомневаюсь, я его выдержу, не волнуйся об этом. – Думан уверенно кивнул и принялся с большей энергией протирать окно. Впрочем, его энтузиазма хватило ненадолго, и минут через десять он, посчитав свой долг выполненным, пожелал Гантлосу спокойной ночи и ушел к себе в комнату, оставив юношу одного. Тот продолжал работу, спокойный и умиротворенный. Лишний раз убедившись в преданности своего друга, он мысленно поздравил себя с тем, что день был прожит не зря. О споре с Огроном он и думать забыл, и только когда закончив мыть окна и вернув инвентарь на место, зашел к себе в комнату и увидел мирно спящего Огрона, он вспомнил об их пари. «У него нет шансов» - уверенно сказал себе Гантлос и лег спать, не отягощенный никакими дурными мыслями.

            На следующее утро Огрон проснулся раньше Гантлоса, как бывало довольно часто, и уже тогда, глядя на спящего соседа, почувствовал себя триумвиром. Он действительно совершенно не выучил химию, но был уверен в своих способностях, которые никогда не мешало проверить. К тому же его одолело предчувствие того, что сегодня обязательно произойдет что-то необыкновенное и наверняка страшно приятное. Поэтому он решил сделать этот день ярким с самого утра и для начала устроить Гантлосу приятное пробуждение. Для этого он набрал в рот воды и прыснул на соседа. Тот сразу же проснулся.

             - Что ты делаешь? – пробормотал он, открывая глаза.

             - Сегодня такой хороший день! – радостно воскликнул Огрон, едва не захлебываясь от смеха. – Солнце светит так ярко, поют птицы, настроение отличное с самого утра! Я решил поделиться этой радостью с тобой!

             - Идиот, - вздохнул Гантлос и запустил в него подушкой, но спросонья промахнулся. Махнув рукой, он отправился чистить зубы.

             - Ты не забыл о нашем маленьком пари? – поинтересовался Огрон, надевая майку. – Может, хочешь разумно признать поражение, пока не поздно?

             - Ни за что, - ответил Гантлос, возвращаясь в комнату. – Сам-то не боишься проиграть?

             - Я не боюсь того, что не может случиться, - победно заявил Огрон.

             - Ну-ну, - пробормотал Гантлос, одеваясь, - посмотрим. – Они с Огроном спустились в столовую, где их уже ждали Думан и Анаган.

             - Запомни, - замогильным голосом вещал Огрон на ухо Гантлосу, - это последний раз, когда ты ешь то, что ты хочешь… - Гантлос с улыбкой прервал его тираду, легонько щелкнув Огрона по лбу. Несмотря на ласковость щелчка, он был довольно ощутимым, и Огрон даже ненадолго обиделся, изображая патетические страдания, но уже после завтрака опять повеселел и направился на химию в отличном расположении духа. Как всегда, он сидел с Думаном на первой парте и, вальяжно развалившись на стуле, созерцал учительницу.

             - Итак, - сказала химичка, мисс Зельдия Кригстон, заглядывая в журнал, -  на прошлом уроке мы с вами разбирали электролиз расплавов. Эту тему нам сейчас воспроизведет… Огрон, прошу к доске!

            Нимало не удивленный, Огрон уверенно вышел к доске. Думан и Анаган смотрели на него с неподдельным интересом, Гантлос с усмешкой, остальные вообще не смотрели на него, потому что еще не проснулись к первому уроку, и с задних парт доносилось мерное посапывание. Публика была идеальной.

             - Итак, - учительница воззрилась на Огрона, - расскажи нам про электролиз расплавов.

            Огрон сконцентрировал свои мысли на химичке и посмотрел на нее с неестественной, но манящей улыбкой.

             - Я хотел бы сказать о том, - неторопливо начал он, смакуя каждое слово, - что меня манит и пленит. Закат. Мерцающие краски заходящего солнца, медлительные облака, плывущие на горизонте… Каждый раз солнце, прощаясь с нами, как будто исполняет свою лебединую песню, прекрасную и незабываемую. И каждое утро оно, подобно Фениксу, возрождается из пепла, чтобы вечером умереть вновь. Смерть… прекрасная, бесподобная, удивительная смерть, которой так многие восхищаются… Не странно ли это – восхищаться смертью? Я и сам не понимаю этого, но невольно поддаюсь этому ощущению – восторг от смерти, пускай нереальной, пусть аллегоричной, но смерти – до восхода нового дня…

            Всю эту чушь Огрон нес потому, что знал, что мисс Кригстон очень любит природу, в особенности закаты – это он подслушал однажды в разговоре учителей. И он не прогадал – учительница мечтательно смотрела куда-то поверх него, завороженная его словами и голосом. На лицах Анагана, Думана и Гантлоса было полнейшее недоумение: поскольку слова Огрона предназначались не для них, они не поддавались их воздействию, и потому не понимали, почему химичка выслушивает этот бред, никак не связанный с темой урока.

             - Очень хорошо, Огрон, - рассеянно произнесла учительница, будто просыпаясь после приятного сна, - можешь садиться… Превосходный ответ, достойный высшей оценки! Жаль, не все умеют так отвечать… - со вздохом посмотрела она на полусонных подростков, только-только начавших продирать глаза.

             - Как тебе это удалось?! – изумленно спросил Думан, когда снисходительно улыбающийся Огрон вернулся на свое место.

             - Немного психологии, - ответил он, открывая тетрадь и начиная рисовать карикатуры, чем обычно занимался почти на всех уроках.

             - Не понимаю, - тем временем удивленно смотрел на Анагана Гантлос, - как ему это удалось? Он же вообще невесть что говорил, как только мисс Кригстон его слушала?!

             - Наверное, это был какой-то трюк, - пожал плечами Анаган, тоже не находя объяснению загадочному триумфу Огрона.

             - Похоже, кто-то проиграл, - насмешливо уколол Огрон Гантлоса на перемене.

             - Сдается мне, это был не совсем честный выигрыш, - покачал головой Гантлос, с сомнением глядя на него.

             - Все так говорят, когда проигрывают, - махнул рукой Огрон. – Тем более что мы, насколько я помню, ни единым словом не договаривались об условиях моего ответа. Господа свидетели, - обратился он к Думану и Анагану, - может быть, вы помните, что мы о них договаривались, а?

            Думан и Анаган потерянно молчали. Возразить Огрону даже при большом желании было нечего.

             - Значит, я был прав, - победно улыбнулся Огрон. – Придется тебе недельку посидеть на диете. – Он зловеще захохотал.

             - Ладно, - хитро улыбнулся Гантлос, - пари есть пари. Только для начала скажи, как ты это сделал?

             - Ловкость рук и никакого мошенничества, - улыбнулся Огрон, переходя в другой кабинет. Все остальные, покачав головами, пошли за ним.

            Следующим уроком по расписанию была математика. Миссис Моргана Фейт, добрая и терпеливая женщина, пыталась запихнуть в головы воспитанников хоть какие-то знания, но тщетно – слушал ее только один Гантлос, остальные запускали самолетики, швырялись записками, играли в морской бой – в общем, занимались чем угодно, только не математикой. Впрочем, Думан тоже иногда пытался вникать в смысл, но быстро сдавался – теоремы и задачи казались ему слишком сложными, а Анаган и Огрон в математике вообще нужды не видели, будучи в полной уверенности, что в жизни она им не пригодится. Поэтому математичка, понимая всю бесполезность своих усилий, направила все свое педагогическое рвение на Гантлоса, который этому ничуть не противился и даже был рад лишний раз решить десяток-другой задач, красуясь у доски в гордом одиночестве. Однако он старался не столько ради оценок, сколько ради любви к самой математике и бесконечного уважения к миссис Фейт. Она же относилась к юноше с не меньшим уважением и любила поговорить с ним на совершенно не связанные с математикой темы. События последних дней, философия, новый указ Совета старейшин – они могли говорить о чем угодно, когда угодно и сколько угодно. Гантлосу даже иногда приходила в голову мысль, что он был бы счастлив, если бы Моргана оказалась его матерью, но он предпочитал об этом не думать. На всякий случай.

            После математики была биология. Ее вела очаровательная, даже роковая молодая девушка Саманта Кроулс. Ей достаточно было первый раз прийти на урок, как весь класс тут же обратил на нее недвусмысленное внимание. На биологии, в отличие от других уроков, все сидели молча и даже пытались учиться, чтобы доставить симпатичной учительнице приятное. Исключение опять-таки составляли члены нашего квартета: Анаган, как мы знаем, вообще не слишком интересовался уроками, Гантлос относился к биологии без особого энтузиазма, и даже хитрая улыбка мисс Кроулс не могла заставить его сделать что-то большее, нежели от него требовалось. По-настоящему биологию любил только Думан, но не ради благосклонности учительницы, а ради самой биологии. Ему жутко нравились животные: он не мог пройти по улице, не остановившись возле бродячей собаки или ободранной кошки и не обласкав их, обожал читать про животных, они даже фигурировали на его рисунках (а, надо сказать, у Думана были явные способности к рисованию). Поэтому неудивительно, что на уроках он с огромным вниманием слушал биологичку, просиживал долгие часы в библиотеке за чтением трактатов о фауне и вообще вел себя как образцовый натуралист. Правда, его энтузиазма никто не разделял. Что же касается Огрона, то он получал высокие оценки лишь потому, что заигрывал на уроках с мисс Кроулс. Сидя на первой парте и глядя на нее в упор, Огрон, не забывая применять свои способности, отчаянно флиртовал с учительницей, чему она, надо сказать, не противилась – юноша вызывал у нее исключительную симпатию, даже большую, чем искренне старающийся Думан. Огрон же благодаря своему поведению быстро заработал репутацию донжуана, и не только в отношении мисс Кроулс. Он частенько знакомился с девушками на улицах, причем подчас девушки были старше его (Огрон не всегда считал нужным сообщать, что ему всего четырнадцать), и все красавицы были от него без ума. Они томно вздыхали, лишь заметив его, и даже пытались иногда проникнуть в приют, чтобы увидеться с ним. За это над ним часто подтрунивал Гантлос, прославившийся, в свою очередь, индифферентным отношением к женскому полу, столь несвойственным подросткам, и однажды, устав от постоянного притока девушек, беззлобно пошутил над Огроном. Когда очередная жертва, пришедшая в отсутствие Огрона, подошла к Гантлосу и взволнованно поинтересовалась, где она может найти своего возлюбленного, юноша радостно сообщил ей, что на этой неделе она уже пятнадцатая и что Огрону она нравится гораздо больше других тридцати шести девушек. «И это только те, с кем лично знаком я…» - участливо добавил он вдогонку оскорбленной жертве. Узнав об этом от нее, Огрон сначала был в ярости, но потом подумал, что действительно накладно приводить в приют орды поклонниц, и, обойдясь дружественным предупреждением в виде тычка в живот, великодушно простил Гантлоса и давать девушкам свой адрес перестал.

            Следующим уроком была литература – время отдыха. Никто не обращал особого внимания на увлеченно декламирующую стихи мисс Лилит, ведь были дела поинтереснее – обсудить контрольную по химии, покидаться бумажками, подраться с соседом по парте – да мало ли чем еще можно заняться на уроке литературы! Только Анаган, как истинно творческая натура, во все глаза смотрел на учительницу, записывал за ней каждое слово и всегда был готов к уроку. Он считал, что все эти сведения, несомненно, будут ему полезны, и с их помощью он сможет развивать свои поэтические наклонности. Остальные же не разделяли его увлечения, и поэтому на литературе никто, кроме него и мисс Лилит, знаниями не блистал. Стоит также сказать, что молодая учительница на ребят за это ничуть не обижалась. Будучи человеком крайне демократических убеждений, она считала, что не нужно насильно заставлять детей любить какой-либо предмет, если к нему нет склонности, и поэтому терпеливо сносила стоявший в классе шум. Наградой за это были проникновенные и печальные стихи Анагана – лучшее, чего можно было пожелать.

            А вот к занятиям, следующим после литературы, отношение было совсем другое – из-за самого предмета, учителя и осознания необходимости этого предмета. Это была военная подготовка и самооборона. Большинство воспитанников уделяли значительное внимание этому предмету, поскольку сила для них считалась главным аргументом. К тому же многие боялись учительницу – мисс Габриэллу Стэнтон, женщину в возрасте, волевую, жесткую и непреклонную. В отличие от «наивной» Джоанны Лилит, она была чрезвычайно далека от демократических принципов педагогики и предпочитала им единоначалие и армейскую дисциплину. Многие воспитанники поддавались ее влиянию и становились жестокими, хладнокровными и беспощадными к противнику – как на фронте. Для тех же, кто не отличался физической силой, военная подготовка была адом. Думан и Анаган искали любые способы прогулять ненавистный урок, Огрон тратил все свое обаяние на то, чтобы ему хоть немного смягчили нагрузку. Гантлос хотя и не испытывал проблем с тяжелыми упражнениями, но сильно невзлюбил мисс Стэнтон за жесткость и жестокость в отношениях с воспитанниками. «Мужество никогда не должно граничить с жестокостью» - думал он, часто порываясь сказать эту фразу солдафонке в лицо. Воспитательница также его не любила – за то, что он то и дело мешал ей пробовать на детях новые упражнения вроде марафонской дистанции, поднимания пятидесятикилограммовой штанги и т.д. Габриэлла не желала понимать, что для подростков такие задания подчас непосильны, и, злясь на Гантлоса, не вводила новые упражнения, но в отместку заставляла его одного выполнять их. Даже для отменно развитого физически юноши эти испытания были тяжелы, и Думан всерьез пугался, когда его друг еле живой возвращался с тренировок. Впрочем, Гантлос не жаловался, уверяя всех, что ему это только на пользу, и только миссис Моргане иногда признавался, что эти нагрузки даются ему нелегко. Женщина была слишком деликатной для того, чтобы распространять подобную информацию, и это оставалось их небольшой тайной.

            После непосильной военной подготовки урок истории был бальзамом на душу. Валящиеся с ног от усталости воспитанники безмятежно дремали на задних партах, не слушая рассказы профессора Тадеуша Синклера, древнего старичка, преподававшего историю. Самым внимательным его слушателем, пожалуй, был Огрон, с детства любивший «всякие смешные истории» - этим он описывал одновременно всю историю Магикса и волшебные легенды и предания о создании королевств и планет. Вот и сегодня профессор что-то крайне увлеченно рассказывал, и Огрон слушал его краем уха, думая о том, что неплохо бы увеличить свои ресурсы магии.

             -  … И благодаря этому из солнечного луча было создано знаменитое кольцо Солярии, символ королевской власти на этой планете и невиданной силы Солнца, ценнейший магический артефакт… - вещал учитель.

            «Артефакт? – подумал Огрон. – Хм, это довольно интересно… В нем, пожалуй, можно сконцентрировать большую энергию… Только где его взять?»

            Этой мыслью он был томим до самого обеда, где настал, как он говорил, момент истины – признание Гантлосом своего поражения.

             - Будьте добры… - хитро улыбнулся Огрон, глядя на миссис Блейкхем, - дайте мне, пожалуйста, салат, чай и немного риса.

            Повариха со вздохом подчинилась, уповая на полный заказ Гантлоса.

             - Тебе как всегда? – с улыбкой спросила она.

             - Нет, - тяжело вздохнул Гантлос, мрачно глядя на сияющего Огрона, - я буду то же, что и Огрон.

             - Что с тобой?! – изумилась миссис Блейкхем. – Ты нездоров?

             - Я здоров, - развел руками юноша, - но я на диете.

            Повариха недоверчиво прищурилась, но выполнила заказ. Гантлос вежливо поблагодарил ее и сел за привычный столик с самым мрачным выражением лица.

             - А, помнится, кто-то был уверен в своей победе, - хихикнул Огрон.

             - Не трави душу, - пробормотал Гантлос, мрачно ковыряя рис вилкой.

             - Не обижайся на него, - попытался приободрить его Анаган. – Это всего на неделю…

             - А кто обижается? – внезапно улыбнулся Гантлос. – В следующий раз все равно выиграю я, и тогда мы будем смеяться уже над тобой, Огрон.

             - Почему именно надо мной? – усмехнулся тот.

             - Потому что у Думана и Анагана, в отличие от нас с тобой, хватает ума не ввязываться в бессмысленные споры, - ответил Гантлос. Огрон презрительно усмехнулся, но спорить с правдой не стал.

            После обеда ребята разошлись по своим делам. Думан и Анаган отправились делать уроки, Гантлос ушел тренироваться в спортзал, а Огрон решил выйти погулять в город. Ему это позволялось, поскольку миссис Грегсон не сомневалась в его порядочности и не боялась того, что он устроит уличную драку или вернется в нетрезвом виде. Огрон действительно не искал на свою голову приключений по этой части, ему иногда просто нужно было подумать или оказаться в женском обществе. Впрочем, сейчас он искал одиночества и шел по улице, засунув руки в карманы, глядя под ноги и вновь отдавшись захватившим его мыслям о магическом артефакте.

            Внезапно что-то, лежащее на земле, привлекло его внимание. Огрон наклонился и поднял заинтересовавший его предмет. Это оказалось грязное металлическое кольцо с четырьмя шипами. Неуловимое ощущение подсказывало Огрону, что это кольцо необычное, оно привлекало его к себе, как магнит. «А что, - подумал юноша, вертя в руках побрякушку, - ведь это может стать артефактом… Как кольцо Солярии, только намного, намного мощнее…» Он положил кольцо в карман и быстро направился обратно в приют. Вернувшись, он первым делом направился к себе в комнату и, радуясь отсутствию Гантлоса, а, значит, и лишних вопросов, принялся старательно отчищать кольцо от грязи и пыли. Результатом своей работы он остался вполне доволен – украшение засверкало не хуже настоящего серебра и, казалось, стало еще больше похоже на волшебную драгоценность. Только сейчас примерив кольцо, Огрон обнаружил, что оно ему идеально подходит по размеру, и обрадовался еще больше. «Оно будет принадлежать только мне!» - думал он, любовно поглаживая блестящие шипы. Ему казалось, что кольцо было у него всю жизнь, настолько он с ним сроднился всего за пару часов. С друзьями он разговаривал в этот день вяло и неохотно, стремясь поскорее уйти от них и вернуться к кольцу. «Моей энергии пока мало, чтобы ограничить силу кольца ею, - думал Огрон поздним вечером, лежа под одеялом и сжимая в руке драгоценный перстень. – Мне нужно, чтобы кто-то добавил туда свою энергию, дал точку опоры… Надо будет завтра снова наведаться в Магикс, наверняка кто-нибудь сможет мне помочь» Успокоив себя такими мыслями, он заснул.

            На следующий день Огрон с трудом задумывался об уроках. Целеустремленный юноша в мыслях уже искал помощника, дающего ему энергию, о каких-то там школьных дисциплинах он сегодня не беспокоился. Друзья начали подозревать неладное, когда он, едва дождавшись свободного времени после обеда, коротко сообщил им: «Я в город» и убежал. Он мерил шагами Магикс, надеясь найти кого-то или что-то, способное ему помочь. И вот он наткнулся на странную табличку, которая гласила:

            «Если ты смел, приходи ко мне и узнаешь свою судьбу. Хорошо, если ты богат, еще лучше, если ты знаешь, чего хочешь».

            «То, что надо, - подумал Огрон, разглядывая мистические знаки вокруг букв на табличке, - это наверняка какая-нибудь гадалка. Тем лучше, она точно сможет мне помочь, да еще и будущее предскажет…» Он уверенно зашел в странную контору. Помещение было пыльным, грязным, казалось, что здесь давно уже не было людей. Посреди комнаты стоял маленький столик, накрытый ветхой скатертью, на нем располагался стандартный для гадалки набор вещей – пыльный хрустальный шар и старая колода карт. Оглядевшись, Огрон увидел и саму прорицательницу. Это была уже немолодая женщина, одетая в непривычное для простой гадалки строгое черное платье. Взгляд ее пронизывающих насквозь черных глаз заставил Огрона вздрогнуть.

             - Что тебе нужно, мальчик? – спросила она с улыбкой.

             - Ваша помощь, - бесхитростно ответил юноша. – Правда, мне нечем вам заплатить, но, может быть, вы удовлетворитесь серьезностью моих намерений.

             - Я не делаю бесплатных предсказаний, - усмехнулась гадалка.

             - А мне оно и не нужно, - парировал Огрон. Прорицательница, прищурившись, внимательно посмотрела на него.

             - Что же тебе тогда нужно? – поинтересовалась она.

            Огрон глубоко вдохнул. Должен же был хоть кто-то знать правду.

             - Я хочу создать мощный магический артефакт, - признался он, - в котором содержалась бы огромная энергия… Она мне нужна.

             - Так создавай, - усмехнулась женщина, - при чем тут я?

             - В основу я хотел бы положить мощную энергию, не принадлежащую мне, - объяснил Огрон. – Я недостаточно силен для того, чтобы позволить силе артефакта ограничиться только моими способностями.

            Женщина посерьезнела.

             - Так ты хочешь, - медленно спросила она, - чтобы я вложила свою энергию в твой артефакт, верно?

             - Не всю энергию, - уточнил Огрон, - лишь малую часть, как начало…

            Гадалка молча прошлась по комнате. Юноша с жадностью ждал ее ответа.

             - А что это будет за артефакт? – наконец спросила она.

            Огрон положил на столик заветное кольцо. Женщина взяла его в руки и, отчего-то помрачнев, положила обратно.

             - Но энергия этого кольца будет темной, - сказала она.

             - Не страшно, - беспечно махнул рукой Огрон. – Важна сама энергия, а не ее сторона.

            Женщина снова замолчала. Ее тяжелый взгляд буравил Огрона, но юноша, надеясь на удачный исход их встречи, мужественно терпел.

             - Итак, - наконец медленно начала она, - я вижу, что твоя беспокойная душа жаждет великой силы. Забегая вперед, скажу, что она у тебя будет (при этих словах Огрон чуть не подпрыгнул от радости). И я помогу тебе начать путь к этой силе, но с двумя условиями. – Огрон с готовностью кивнул. – Первое… - она задумчиво посмотрела на кольцо. – Как бы тебе ни было жаль, но ты не справишься с этой силой в одиночку, тебе понадобится помощь. Есть ли тебе на кого положиться, те, кто разделят с тобой бремя волшебства?

             - Есть! – радостно кивнул Огрон, вспомнив друзей. – У меня есть друзья, я уверен, они непременно помогут мне!

            Женщина рассеянно кивнула.

             - Есть и второе условие… - она тяжело вздохнула. – Это кольцо изменит твою жизнь навсегда, и я не ручаюсь, что в лучшую сторону. За силу, которой ты так жаждешь, тебе придется претерпеть многие физические и нравственные страдания, тебе придется быть готовым ко всему, в том числе и к неблагоприятному, а, возможно, и летальному исходу твоих планов. Ты готов к этому?

             - Я готов ко всему, - спокойно ответил Огрон. – Я никогда не отступлюсь от своих идей, даже под угрозой смерти.

             - Ну что ж, - пожала плечами гадалка, - ты свой выбор сделал. Теперь моя очередь.

            Она склонилась надо кольцом и направила на него поток энергии. Темно-фиолетовое свечение ясно говорило о том, что энергия эта темная, но Огрон ничуть этого не боялся. Сознавать себя темным магом было даже как-то престижнее, нежели светлым или нейтральным, в этом виднелась какая-то мистика. Юноша зачарованно смотрел, как кольцо, поднявшись в воздух, поворачивается в магических темных лучах. Внезапно оно опустилось на стол, поток энергии исчез, зато само кольцо приобрело великолепный темно-фиолетовый цвет. Огрон осторожно протянул к нему руку.

             - Бери, не бойся, - усмехнулась гадалка. – Теперь там сконцентрировано достаточно темной энергии, чтобы начать развивать свой потенциал.

             - Как мне вас благодарить? – Огрон не помнил себя от радости, зажав кольцо в руке.

             - Для меня будет радостью, если твой замысел осуществится, - улыбнулась женщина. – Твоя целеустремленность поможет тебе не меньше моих темных сил. А теперь иди и учись быть великим магом, и не забывай о наших условиях.

             - Не забуду! – пообещал Огрон, уже стоя на пороге. – А можно напоследок спросить, как вас зовут?

            Женщина как-то странно улыбнулась.

             - Хорошо, что ты спросил, - сказала она. – Мое имя Фатум.

            «Судьба, - подумал Огрон. – Значит, наша встреча и это кольцо были посланы мне самой судьбой! Моя месть будет удачной!»

             - Еще раз спасибо вам! До свидания! – Он помахал ей рукой и бодрым шагом направился в приют. Гадалка долго смотрела ему вслед. Она знала, о чем он думал. «Ты очень умен, мой мальчик, - говорила она себе, - но на сей раз ты немного ошибся… Еще не раз вспомнится тебе наша встреча, хоть это и будет нескоро…» После этого странную контору в городе никто не видел – Фатум как сквозь землю провалилась. Ее миссия была закончена, и она могла уйти. А вот Огрону до окончания его миссии оставалась еще целая жизнь…

            Тем временем пребывающий в эйфории Огрон вернулся в приют. Ему не терпелось наконец поделиться впечатлениями с друзьями. Правда, он не знал, как сообщить им о том, что они тоже станут магами, но надеялся добиться успеха, работая экспромтом.

             - Где ты был? – поинтересовался Гантлос, увидев его. – Последние два дня тебя не видно и не слышно, что тебе обычно несвойственно. И почему ты такой радостный, позволь полюбопытствовать?

             - У меня есть для всех вас отличная новость! – с пафосом произнес Огрон.

             - Ну, выкладывай, - милостиво разрешил Гантлос. Огрон огляделся по сторонам.

             - Может, пойдем лучше в нашу комнату? – предложил он. Разговоры о великой силе явно не предполагались для широкой публики. Все пожали плечами, но согласились и поднялись наверх в комнату, где обитали Огрон и Гантлос.

             - Итак, - торжественно начал Огрон, - я хотел бы вам кое-что предложить. У меня есть одна штучка, которая сделает всех нас сильнее…

             - Биологически активная добавка? – расхохотался Гантлос.

             - Нет, не в буквальном смысле, - улыбнулся Огрон.

             - Компромат на какого-нибудь учителя? – предположил Анаган.

             - Нет. Все равно вы, наверное, не догадаетесь. – Огрон, глубоко вдохнув, вынул из кармана кольцо и положил его между ребятами.

             - Вот, - многозначительно сказал он.

             - И что это? – Гантлос скептически взял кольцо двумя пальцами. – Готическая цацка? И какой от нее толк?

             - Это не просто цацка, как ты выражаешься, - усмехнулся Огрон, - это волшебный артефакт. Видите свечение, которое от него исходит? Это волшебная энергия.

             - И зачем она тебе? – удивился Анаган. – Ты что, хочешь стать магом?

             - Ну, в общем-то, да, - кивнул Огрон. – И вам всем предлагаю ко мне присоединиться.

             - Зачем? – спросил Думан.

             - Ну как это зачем? – укоризненно покачал головой Огрон. – Мы сможем сотворять разные заклинания, заниматься чем душе угодно, управлять природой…

             - А зачем нам управлять природой? – искренне удивился Анаган. – Она на то и природа, чтобы самой управлять собой.

             - Ну и многое другое, - махнул рукой Огрон. – В этом кольце есть определенная энергия. Взяв ее за основу, мы сможем увеличить свой потенциал.

             - А нам это надо? – хмыкнул Гантлос. – Тем более что волшебные корни из нас, по-моему, есть только у тебя, а с бухты-барахты магами не становятся.

             - Ну… - неуверенно пробормотал Думан, - мой отец был… оборотнем, значит, волшебным созданием. Кажется, у меня тоже есть магические корни.

             - Прекрасно! – воскликнул Огрон. – Значит, тебе будет легче развивать свои силы. А вообще-то, к твоему сведению, Гантлос, любое существо может стать волшебным, так что твоя претензия абсолютно беспочвенна.

             - А зачем нам нужна магия? – спросил Анаган. – Нам и без нее неплохо…

            Огрон задумался. Он не думал, что их будет так сложно убедить. Внезапно ему пришла в голову отличная идея, как склонить их на свою сторону.

             - Магия поможет вам ответить на многие вопросы, - с улыбкой ответил он. – А некромантия, например, может воскресить умерших. Держу пари, вам ведь хочется вернуть к жизни ваших родителей.

            Думан и Анаган заметно оживились. Огрон нашел их слабое место, и теперь они стремительно переосмысливали свою позицию.

             - То есть, - уточнил Думан, - ты хочешь сказать, что я, если стану магом, смогу вернуть к жизни моего отца?

             - Конечно, - улыбнулся Огрон. – Это, разумеется, будет непросто, но, думаю, ты справишься.

             - Тогда я согласен! – воскликнул Думан. – Это отличная идея, Огрон!

             - Я тоже согласен, - поддержал его Анаган. – Огрон, это дело, в этой затее есть смысл.

             - А вот я не согласен, - неожиданно вмешался Гантлос. – Во-первых, мне магия совершенно не нужна, я и без нее прекрасно обхожусь. Во-вторых, я не уверен, что мои родители уже мертвы и можно устраивать рейд на кладбище.

             - Но магия поможет тебе найти их! – воскликнул Огрон, гордый тем, что смог-таки найти решение проблемы. – Ты сможешь наконец узнать, кто они, разве это не здорово?

            Гантлос задумался. С одной стороны, магия действительно была ему не нужна. Но, с другой, мысль о том, что он сможет узнать тайну своего рождения, заинтересовала его. Реальная возможность решить самую главную его проблему была соблазнительной…

             - Ладно, - наконец махнул он рукой, - не буду отрываться от коллектива. И что ты собираешься делать, Огрон?

             - Ну, - улыбнулся тот, - раз вы все согласились стать магами, мне придется ввести вас в курс дела и научить кое-каким азам. А еще нужно выявить ваши силы, или же привить вам их. Предлагаю начать прямо сейчас.

            Он сел по-турецки и принялся медитировать над кольцом. Остальные, пожав плечами, последовали его примеру.

             - Сосредоточьтесь на мысли об энергии, - потусторонним голосом произнес Огрон.

             - А это как? – шепотом поинтересовался у Анагана Думан.

             - Представьте, что энергия окружает вас, наполняет каждую частицу вашего тела новой силой… - наставлял их на путь истинный Огрон. Раздалось сдержанное хихиканье.

             - Это не смешно, - не открывая глаза, парировал Огрон. – Это не глупость и не детская игра, с этого начинается магия. Поэтому будь добр заткнуться, Гантлос.

            Раздалось сдержанное покашливание, и наступила тишина. Все действительно начали думать о загадочном кольце, и оно, подпитываясь их мыслями, поднялось в воздух и засветилось темно-фиолетовым сиянием. Правда, ребята этого не видели, но почувствовали, что рядом с ними активировалась мощная энергия. Огрон чувствовал это лучше остальных, поскольку ему уже доводилось иметь дело с артефактами, пока его учила мама.

             - Хорошо, - медленно сказал он. – Теперь подумайте о силе, желанной для вас…

            Остальные начали усиленно пытаться думать о магии. Внезапно произошел сильный выброс энергии, и все четверо разлетелись в разные стороны, врезавшись в стоящую на их пути мебель. Кольцо же, в отличие от них, спокойно опустилось на пол.

             - Что это было?! – обалдело пробормотал Анаган, потирая ушибленную голову.

             - Все правильно, - спокойно кивнул Огрон, поднимаясь. – Сейчас кольцо отдало вам часть своей энергии, у вас должны появиться силы.

             - Как, уже? – изумился Думан. – А можно попробовать?

             - Конечно, - милостиво разрешил Огрон. – Попробуй поднять вон ту ручку, не касаясь ее, на расстоянии.

            Думан сделал воинственное выражение лица и принялся, пыхтя, сосредоточенно созерцать шариковую ручку, на которую показал Огрон. Та не пошевелилась.

             - Не получается, - вздохнул он.

             - Попробуй еще раз, - подбадривал его Огрон. – Не сразу, но у тебя обязательно получится!

            Думан попробовал еще раз. После нескольких минут его сосредоточенного пыхтения ручка сначала медленно сдвинулась на сантиметр, потом резко дернулась, поднялась и, пролетев полметра, упала на пол.

             - Браво, Думан! – зааплодировал Огрон. – У тебя получилось! – Думан даже покраснел от смущения и одновременно от гордости. – Теперь вы попробуйте, - обратился он к Анагану и Гантлосу. Те с сомнением посмотрели на него.

             - У Думана могло сразу получиться, потому что он потомок волшебного создания, - предположил Гантлос. – У нас такое вряд ли выйдет.

             - А ты сначала попробуй, - улыбнулся Огрон. «Надеюсь, что он не запустит в меня чем-нибудь тяжелым» - думал он с усмешкой. Гантлос, подумав, закрыл глаза и улыбнулся.

             - А, знаешь, Огрон, - усмехнулся он, - запустить в тебя чем-нибудь потяжелее – идея хорошая. Только я этого делать не буду, а то сбежится весь приют и не оценит мою шутку.

             - Откуда ты это узнал?! – Огрон был потрясен. Еще никто, кроме матери, не мог читать его мысли. Как у Гантлоса могло это сразу получиться??

             - По твоей наглой физиономии и так все понятно, - улыбнулся Гантлос. – А читать мысли не так трудно, как ты думаешь.

             - Конечно, я ведь… - Огрон запоздало спохватился.

             - Умею их читать? – закончил за него Гантлос. – Ну еще бы, с твоим-то опытом…

             - Теперь ты, Анаган! – Огрону не хотелось продолжать дискуссию, и он перевел стрелки на молчавшего юношу.

             - А что мне сделать? – неуверенно спросил тот.

             - Ну… - задумался Огрон. – Попробуй создать энергетическую сферу. Подумай об энергии, которая будет сконцентрирована в твоих руках…

            Анаган закрыл глаза и, задумавшись о всепобеждающей силе природы, вытянул руки вперед и попытался создать плазменную сферу. Ничего не произошло.

             - Не получается, - капризно вздохнул он, открывая глаза и опуская руки.

             - Попробуй еще раз, - подбадривал его Огрон. – У Думана тоже с первого раза не вышло, а со второго получилось…

             - Нет, - махнул рукой юноша, - я пока больше не хочу пробовать. Потом попытаюсь.

            Огрон был недоволен этим, но давить на Анагана пока не стал. «Мне предстоит непростая работа – сделать всесильным сего идиота, - подумал он про себя, срифмовав мысли не хуже Анагана. – Вся эта затея займет больше времени, чем я думал… Ничего, я сильный, я с этим справлюсь. Главное – направить их усердие в нужную мне сторону, а там как пойдет».

             - Ладно, - снисходительно сказал он, - на сегодня достаточно. Потом продолжим, когда скажете.

            Думан и Анаган, не дожидаясь второго приглашения, тут же вышли из комнаты, торопясь поделиться впечатлениями, а Гантлос уходить не спешил.

             - Скажи, Огрон, - поинтересовался он, - а тебе-то зачем все это надо? Если у тебя в руках есть сильный артефакт с большой энергией, зачем ею делиться? Забрал бы все себе…

             - Я всегда думаю о своих друзьях, - спокойно ответил Огрон, пытаясь придумать отговорку на замечательный вопрос. – Без вас я никуда.

             - Думаешь, я в это поверю? – усмехнулся не в меру проницательный Гантлос. Огрон посмотрел на него с наглой ухмылкой.

             - Это принципиально? – поинтересовался он.

             - Да, в общем-то, нет, - пожал плечами Гантлос. – Просто интересно, почему ты вдруг так расщедриваешься.

             - Потому что я добрый и щедрый, - снисходительно улыбнулся Огрон, вызвав у Гантлоса приступ безудержного смеха.

             - С тобой невозможно разговаривать! – сказал Гантлос, закончив смеяться. – Ты когда-нибудь говоришь серьезно?

             - Только по большим праздникам, - тут же ответил Огрон.

             - Ладно, - махнул рукой Гантлос, - пойду, пожалуй, присоединюсь к остальным. – Он поднялся и вышел из комнаты, оставив Огрона в наичудеснейшем расположении духа. Будучи чрезвычайно горд собой, он лег на кровать и, потянувшись, блаженно зевнул. «Теперь я у них буду главным, - сказал он сам себе. – Рано или поздно до них это дойдет, и тогда...» Он не стал думать, что будет тогда, решив наслаждаться сегодняшним днем, и, по-прежнему лежа, начал насвистывать какую-то песенку. Настроение у него было превосходное.

            Тем временем остальные собрались около одного из окон на третьем этаже, чтобы обсудить произошедшее.

             - Лично я не очень понял, что там произошло, - бесхитростно признался Думан. – Какая-то магия, какие-то артефакты… Папа никогда не говорил мне о магии!

             - Предположим, что в три-четыре года ты вряд ли бы что-то понял из его слов, если бы он тебе что-то об этом говорил, - усомнился Анаган. – Меня вот что больше беспокоит: как это магия могла появиться вот так сразу? И почему у вас она появилась, а у меня нет?

             - Завидуешь? – усмехнулся Гантлос. – По такому-то мизерному поводу…

             - Это не зависть! – пылко воскликнул Анаган, не желая сознаваться в правоте Гантлоса. – Я просто этого не понимаю.

             - Судя по всему, - задумчиво произнес Гантлос, - эта штука очень мощная, если она сразу же смогла дать нам магические силы. Мне кажется, что Огрон что-то от нас скрывает…

             - А ты уверен, что в тебе нет волшебства? – усмехнулся Анаган, не обратив внимания на слова собеседника. – Может, потому вы с Думаном сразу получили силы?

             - Если бы у меня была магия, - мрачно разубедил его Гантлос, - я бы как-нибудь за шестнадцать лет об этом догадался. Тебе просто не повезло с первого раза, вот и все. Попробуй еще раз, и будешь возмущаться уже не потому, что у тебя не проявились силы, а потому, что их слишком мало. – Он засмеялся.

             - А что нам теперь делать с нашими силами? – спросил Думан, и все в нерешительности замолчали. Вопрос был более чем актуален.

             - Поскольку Огрон из нас единственный что-то соображает в магии, - наконец вынес вердикт Гантлос, - будем консультироваться с ним, все равно особого выбора у нас нет. Глядишь, чему-нибудь и научимся…

             - Я поддерживаю! – воскликнул Думан. – Мы и правда без него не справимся… ну, по крайней мере, на первых порах.

             - Ладно, - махнул рукой Анаган, - пойду пока что-нибудь сочиню. – Он развернулся и направился к себе в комнату. Его действительно переполняла зависть. «Ну почему, - восклицал он про себя, - почему у них появилась магия, а у меня нет? Что я, разве хуже их? Ничуть, а может, даже лучше! Просто им повезло, вот и все!» Зависть для Анагана была непривычным делом, обычно он относился ко всему с необычайным снисхождением, а теперь не мог смотреть на друзей. «Я обязательно должен попробовать еще раз, - сказал он себе, входя в комнату и закрывая дверь, - и тогда мы еще посмотрим, кто кого!»

            Он подошел к письменному столу и поднял над ним руку, намереваясь при помощи телекинеза поднять карандаш. Несмотря на весь поток его напряженных мыслей, карандаш не сдвинулся с места. Юноша разозлился. «Мысли читать я попробовать не смогу, потому что здесь никого нет, - мрачно подумал он, - значит, будем пытаться создать эту плазменную сферу». Он вытянул руки вперед и начал перебирать в голове все, что знал о плазменных сферах, но тщетно – ни единой магической искринки в его ладонях не появлялось. «Не получается…» - вздохнул Анаган и устало сел на кровать, уронив руки на колени. В очередной раз поэту казалось, что жизнь не удалась. Он страшно завидовал своим более везучим друзьям и понемногу начал приходить к мысли о том, что он слабее их. Придя к мысли о том, что он ничтожество, Анаган окончательно пал духом. Ему уже не раз случалось впадать в депрессию по разным причинам, но сейчас ему казалось, что ничего хуже с ним еще не случалось. Чувствуя себя беззащитной букашкой, юноша предавался трагическим мыслям об ужасах бытия. Его основной мыслью на протяжении нескольких часов было: «О небо, как несправедлива жизнь!»

            Вечером того же дня воспитанники столпились в большом зале, самом ценном, по их мнению, помещении, поскольку здесь стоял единственный на весь приют телевизор. Иногда директриса позволяла им провести вечер в компании ящика с картинками, и поэтому около сотни мальчишек теперь кое-как сгруппировались вокруг телевизора и зачарованно пялились в экран. Там шел очередной репортаж о банде террористов, действующей в Магиксе. Город был уже значительно более спокойным, чем десять лет назад, но мелкие конфликты все не утихали, и горожане уже привыкли к часто раздававшимся звукам выстрелов и жертвам, пускай и немногочисленным. Вот и теперь дикторша сухо сообщала, что террористы захватили нескольких заложников и расстреляли офицеров полиции.

             - Какой ужас! – воскликнул Думан, поскольку, разумеется, наша компания тоже присутствовала на «вечернем киносеансе». – Сколько же в мире всякого зла!

             - Тоже мне, заступник человеколюбия! – фыркнул стоящий неподалеку мальчик по имени Аксель. – Это что, первый раз случается?

             - Разве тебе их не жаль? – изумленно спросил Думан несколько притихшим голосом, испугавшись, что нечаянно привлек к себе внимание.

             - Они не первые и не последние жертвы, - хмыкнул Аксель, - таких, как они, будут еще сотни и тысячи. Что же, теперь рыдать по любому поводу?

             «Какие же вы глупцы, - тем временем думал Огрон, спокойно глядя в окно. – Бубнить что-то о справедливости и при этом ничего не делать! Уж я-то, в отличие от них, найду способ разобраться со своими обидчиками!» Решимости Огрона действительно хватило бы на Думана и Акселя вместе взятых. Он и сам жалел, что все его таланты уже два года впустую тратятся в этом скучном приюте, и давно жаждал сотворить что-нибудь этакое, чтобы все аж рты пооткрывали. Как наверняка заметили мудрые читатели, к его страстному желанию отомстить примешивалась изрядная доля юношеского максимализма, черты, возможно, приятной не во всех отношениях, но Огрон считал, что именно это качество делает его таким бесстрашным и обаятельным, и в какой-то мере он был прав.

            Внезапно начался дождь, в окне сверкнула гроза. Грозы в Магиксе всегда отличались значительной силой, и телевизор от сильного разряда тут же выключился вместе со светом, заставив подавляющее большинство воспитанников обиженно засопеть и разойтись по своим комнатам. Даже Аксель, хотевший завершить полемику с Думаном своей победой, вынужден был прекратить спор и уйти к себе, поскольку обсуждать уже, по сути, все равно было нечего. А вот Думан, в отличие от него, никуда не двигался. Точнее, как раз таки двигался – при каждом ударе грома он вздрагивал, едва ли не подпрыгивая. Правда, если при этом кто-то смотрел на него, он бормотал: «Это случайность», стараясь больше убедить в этом себя, чем окружающих. Гантлос, мягко обнимая его за плечи, успокаивал его, и уже одно это заставляло Думана дергаться не так сильно, хотя грозы он дико боялся. Анаган, впрочем, тоже подрагивал при ударах и вспышках молний, но его никто не успокаивал, и юноша, и без того пребывающий в депрессии, от этого расстраивался еще больше. К расстройству примешивалась отчаянная зависть к Думану и нелюбовь к Гантлосу, мало чем объяснимая, но явная. Поэтому поэт, пытаясь заглушить в себе чувство страха перед стихией, усиленно сочинял стихотворение о великой и возвышенной грозе, но его мысли то и дело прерывались очередным раскатом грома, сводя на нет все усилия юноши по обузданию своих страхов.

            Огрон же занялся совершенно другим делом. Он просто обожал дождливую погоду, а еще лучше, если она сопровождалась эффектными молниями или раскатами грома. В такую погоду юноша просто кайфовал, чувствуя себя единым со стихией. Вот и теперь он выскочил на балкон, высунулся наружу и радостно подставил лицо неистовым каплям. Никто его в этом не понимал, но Огрон, наплевательски относясь к мнению окружающих, просто наслаждался моментом, не придавая никакого значения тому, что о нем подумают другие. Тем более что он обожал вести себя эксцентрично.

             - Смотри не утони! – с наставительной иронией предупредил его Гантлос. В чем-то он понимал Огрона, но все же считал его чересчур эпатажным – выделяться из толпы, по мнению Гантлоса, надо было аккуратно, а не радовать всех своими разухабистыми выходками, чем, как он считал, и занимался Огрон.

            Тот повернул к нему насквозь мокрое, но безумно радостное лицо.

             - Это так здорово! – воскликнул он. – Не хочешь попробовать?

             - Я не такой дурак, как ты, - улыбнулся Гантлос.

             - Ну и зря, - радостно резюмировал Огрон и высунулся обратно под дождь.

             - Простудишься ведь! – укоризненно заметил Думан.

             - Я – не простужусь! – не поворачиваясь, парировал Огрон. – А вот вы все трусы, господа, обыкновенного дождя испугались.

             - Не обыкновенного, а с грозой, - осторожно заметил Анаган, отодвигаясь от окна.

             - И что? – усмехнулся Огрон. – Гроза, стихия… это же прекрасно! Ты что, не знаешь?

             - Знаю, - передернулся Анаган, - но на себе испытывать не хотел бы.

             - Да ну вас, - отмахнулся Огрон, ловя ртом капли. – Боитесь…

             - На слабо хочешь взять, да? – посмеивался Гантлос. – Не старайся, не выйдет.

             - Да я вас радости жизни научить хочу! – воскликнул Огрон, снова поворачиваясь к ним. – Позитива в вашу жизнь привнести! А вы…

             - А мы скучные и неинтересные, - снисходительно улыбнулся Гантлос, - и ничегошеньки в жизни не понимаем.

             - Вот именно! – провозгласил Огрон, улыбаясь. Хорошо, что получилось устроить небольшую полемику, это всегда было кстати.

             - Если хочешь, - усмехнулся Гантлос, - я могу с тем же успехом пойти и вылить себе на голову ведро воды – эффект будет тот же.

             - Тьфу, какие же вы противные! – радостно улыбнулся Огрон, встряхнув мокрыми волосами. – Все мои слова извращаете! – Хотя он яростно отчитывал друзей, его лицо выражало абсолютное счастье. – Эй, Анаган, - внезапно повернулся он к товарищу, - хочешь, я отучу тебя бояться грозы?

             - Я ее не боюсь, - угрожающе предупредил Анаган, отодвигаясь от него подальше.

             - Да ладно тебе, - махнул рукой Огрон, - не скромничай. Есть один простой способ – надо посмотреть этой грозе в лицо. Один раз – и ты больше не испугаешься.

             - А может, не надо? – осторожно спросил Анаган, продолжая ретироваться.

             - Надо, надо! – Огрон направился в его сторону с явным намерением вывести с собой на балкон. – Это же не так уж и страшно…

             - Нет! – Анаган внезапно дернулся… и оказался на расстоянии трех метров от Огрона.

             - Оппоньки, - обалдело воскликнул Огрон, изумленно глядя на него. – Как ты это сделал, признавайся?

             - Не знаю… - удивленно пробормотал Анаган, испуганно оглядываясь по сторонам. Он сам от себя такого не ожидал. – Наверное, я быстро передвигался…

             - Я даже ничего не заметил! – изумленно воскликнул Гантлос. – Ты передвигался слишком быстро!

             - Ну вот, - спокойно заметил Огрон, - теперь и у тебя проявилась магия.

             - А разве это магия? – удивился Анаган.

             - Естественно, - фыркнул Огрон. – Быстрое передвижение, скорость… называй это как хочешь, но такие силы существуют. Простой человек, даже самый быстрый бегун, с такой скоростью передвигаться не может, значит…

             - Это магия! – восторженно закончил Анаган. Вся его депрессия тут же улетучилась как ни в чем ни бывало, теперь он чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. В честь этого он не побоялся выскочить на тот же балкон, на который его никак не мог затолкать Огрон, и радостно уставился на небо. Там по-прежнему неистово сверкали молнии, но впервые в жизни Анаган не испугался. Наоборот, он с какой-то неописуемой гордостью смотрел на небо, которое как будто выражало этими отчаянными эмоциями свою радость за него. Он высунулся наружу и, чувствуя на лице крупные и частые дождевые капли, веселился еще больше и пребывал в полнейшей эйфории.

             - Вот теперь я уже ничего не понимаю, - с улыбкой посмотрел на Гантлоса Огрон.

             - Да брось ты, - улыбнулся тот в ответ, - он просто радуется, что теперь он такой же, как мы… - Он удержался от эпитета «искатель приключений».

             - Ааа, - понимающе кивнул Огрон, - ну тогда мы просто обязаны его поддержать!

            Он схватил за руки Гантлоса и ничего не понимающего Думана и тоже вытащил на балкон. Думан трясся, не разделяя всеобщей радости, Гантлос с улыбкой смотрел то на Огрона, то на Анагана, юноша-поэт продолжал радоваться. Огрон обхватил их всех руками и, доверительно понизив голос, с улыбкой произнес:

             - Ведь мы же команда, верно?

                                               Конец первой части