Наследница
Империи.
Пред вами исповедь греховная моя.
Пред вами то, о чем я сожалею.
Но это все, что в жизни я имею,
И в этом есть мой смысл бытия…
После
долгих и, что немаловажно, тщетных попыток наконец найти общий язык со своей
душой, в один прекрасный момент понимаешь, что уже не можешь просто, так, как
прежде, держать все в себе. Проблема ложится на проблему, одно неприятное
воспоминание на другое, и их становится так много, что нервы уже не
выдерживают.
Разные люди по-разному выходят из этого положения.
Первые, и, наверно, самые умные, обращаются к профессионалам-психологам, вторые
рвут на себе волосы и орут на каждого встречного, третьи же вызывают лучшую
подругу и вываливают весь ворох своих проблем на нее.
Я же просто решила рассказать свою историю с самого
начала, как я ее вижу. Можете осуждать или же восхищаться, жалеть или порицать
меня – это ничего не изменит! Мне просто станет легче, когда весть багаж моих
мыслей перекочует из головы на страницы этой тетради…
-I- Первые
воспоминания.
Наверно, самое первое и самое яркое воспоминание из
моего детства относится к моей матери и тому времени, что я провела вместе с
ней. Я была еще совсем маленькой, но очень хорошо запомнила ее. У нее были
длинные, цвета вороненой стали, волосы и белая кожа, но не бледная, а как будто
светящаяся изнутри непонятной жизненной силой. Она всегда носила, фиолетовые с
черным, платья и легкий венец из серебра на голове. Мы с ней мало виделись.
Отец, как мог, старался оградить меня от чрезмерного, как он считал, общения с
ней. Он говорил, что все делает на благо мне, мама же просто грустно улыбалась
и ничего не отвечала. Но время, проведенное с ней, всегда было для меня
праздником. Она играла со мной, рассказывала разные истории и сказки, учила
рисовать и музицировать… Она всегда была нежна и ласкова со мной…
Но однажды,
войдя в ее комнату, я увидела свою мать лежащей на полу. Ее кожа была мертвенно
бледна, а глаза закрыты. Помню, я все сразу же поняла, но не хотела верить.
Помню, как подошла ближе и увидела рукоять стилета слева, чуть ниже груди, там,
где должно быть сердце… Кто-то положил
мне на плече руку. Я очень испугалась, а когда обернулась, то увидела, что это
был отец.
- Я… - я хотела что-нибудь
сказать, но слова ускользали от меня, я была напугана и растеряна.
- Иди в свою комнату, Китана,
- сказал он мне.
Я посмотрела ему в глаза –
они ничего не выражали, разве что легкую досаду…
- Почему она это сделала? –
тихо спросила я.
- Китана, быстро иди в свою
комнату! – крикнул он, и я не смела не повиноваться.
Я всегда выполняла все его приказы без малейшего
колебания. Толком не могу объяснить, почему, толи просто меня так воспитали,
толи я действительно боялась его. Мой отец, великий император Внешнего Мира,
Шао Кан, внушал страх и уважение всем жителям вселенной. Его боялись, и по
этому всегда повиновались. Сколько себя помню, повсюду во дворце царило
напряжение, преодолеть которое ни кто был не в силах. А некоторых ожидала
смерть… Наверно потому, что она преследовала меня, была всегда рядом со мной с
самого детства, я никогда не боялась смерти. От отца я научилась воспринимать
ее как досадное упущение, как потерю не очень-то и нужной вещи. Но тогда я еще
не была такой, я была всего лишь ребенком и никак не могла понять, что же могло
заставить столь дорогого и любимого мной человека оставить меня.
Я зашла в свою комнату и тихо закрыла дверь. Ни
звука… мертвая тишина… мертвая. Я с разбегу упала на кровать и, крепко обхватив
руками подушку, заплакала. Не знаю, сколько точно прошло времени, но мне
казалось, что прошла вечность. Я никак не могла остановить слезы. Стоило лишь
на мгновение успокоиться, как мысли вновь уносили меня к матери, и все
начиналось с начала.
Я не сразу заметила, что кроме меня кто-то еще есть в комнате. Глубоко вдохнув и
вытерев рукой слезы, я обернулась. Невдалеке от меня, сложив руки на груди,
стоял отец. Поначалу я даже не узнала его. Сколько себя помню, он всегда носил
маску – череп, никогда не снимал ее. В ней он был похож на какое-то темное
божество, божество смерти и страха, но… без нее он показался мне еще страшнее.
Ярко выраженные скулы, тонкие губы, прямой нос, небольшие, но невероятно
выразительные глаза, горящие красным огнем. Я первый раз увидела истинное лицо
своего отца. Он, видимо, почувствовал
мое смятение, так как выждал и начал говорить лишь после того, как я кивнула.
- Ты спросила, почему она
сделала это, - сказал Шао Кан, - Ты действительно хочешь это знать?
Я не ответила, лишь
посмотрела на него и кивнула.
- Она была слаба. Слишком
слаба, чтобы жить. Она не нашла в себе силы вырастить и воспитать собственного
ребенка! Слышишь, Китана? Умереть – лучшее, что она могла для тебя сделать. Не
горюй по ней. Докажи мне, что ты не такая слабая, как она.
- Но мне больно…
- Хочешь, я научу тебя быть
сильной? – спросил он и провел рукой по моим волосам. – Хочешь, я научу тебя
делать так, чтобы никто не сумел сделать тебе больно?
- Да, хочу, - ответила я. – Я
не хочу больше чувствовать это… эту боль… Но, отец, неужели тебе совсем не
жалко…
- Жалко твою мать? – прервал
он меня. – Нет, Китана, не жалко. Она была слишком слаба, не желала сражаться
ни за себя, ни за тебя. Зачем мне ее жалеть? Ведь, подумай, она умерла,
прекрасно понимая, что в ее смерти ты будишь винить себя…
Я, конечно, думала о том, что могу быть причиной
случившегося. Что я сделала что-то, что заставило ее взять в руки тот стилет,
но теперь, когда отец сказал это, его слова змеей прокрались в мою душу и
мертвой хваткой вцепились в сердце.
Грудь давили рыдания. Увидев,
что я вот-вот снова заплачу, Кан сказал:
- Она разочаровала меня. Не
разочаруй меня ты, Китана. Я верю тебе. Я хочу гордиться тобой.
- Ты будешь гордиться мной, -
пообещала я, - я все для этого сделаю. Я буду сильной…
- Ну, вот и хорошо, -
улыбнувшись, сказал он. – Поспи. Завтра у тебя будет трудный день.